ЛЮБИМЫХ СТИХОВ ТРЕД

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

С. Есенин, 1924

БАМП АСАДОВЫМ
Задумчиво она идёт по улице,
Стройна, как синеглазый василёк.
Но всё сейчас в ней словно бы сутулится,
Сутулится душа, и взгляд сутулится,
И даже чувства съёжились в комок.

Идёт она, как в проклятое царство.
Где нет ни звёзд, ни пищи, ни воды.
И нет на свете, кажется, лекарства,
Чтоб вдруг её избавить от беды.

Но есть лекарство прочих посильней,
Которое помочь всегда готово,
Чтоб человек, известный только ей,
Который всех важнее и нужней,
Сказал одно-единственное слово...

БАМП
Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.
Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и слади́ма,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.

И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,
Я — непризнанный брат, отщепенец в народной семье, —
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.

Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи —
Как прицелясь на смерть городки зашибают в саду, —
Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе
И для казни петровской в лесах топорище найду.

ЦВЕТАЕВОЙ БАМП
Я только девочка. Мой долг
До брачного венца
Не забывать, что всюду — волк
И помнить: я — овца.

Мечтать о замке золотом,
Качать, кружить, трясти
Сначала куклу, а потом
Не куклу, а почти...

В моей руке не быть мечу,
Не зазвенеть струне.
Я только девочка,— молчу.
Ах, если бы и мне

Взглянув на звезды знать, что там
И мне звезда зажглась
И улыбнуться всем глазам,
Не опуская глаз!

ТОЛСТОЙ ИТТ

Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.

Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Как звон отдалённой свирели,
Как моря играющий вал.

Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид,
А смех твой, и грустный и звонкий,
С тех пор в моём сердце звучит.

В часы одинокие ночи
Люблю я, усталый, прилечь —
Я вижу печальные очи,
Я слышу весёлую речь;

И грустно я так засыпаю,
И в грёзах неведомых сплю…
Люблю ли тебя — я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!

/а/ - ЖЖ какуна, все сосут в /vg/,
В /0/ любой заходит, кроме ЕФГ
/war/ач для диванных смелых воевод
Ну а в этом треде ОП хуи сосёт.
Поглядим на вахач - там ругают ДоВ.
Лиспер в /с/ в восторге-он поймал жидов.
Ну а тут у ОПа нет других забот-
Со сгущёнкой в жопе он хуи сосёт
В герлаче рекламой просто заебли.
В /аu/ никто не ездит - там сидят прули.
В бреде шесть оффтредов и один ЕОТ.
Ну а ОП безмозглый всё хуи сосёт.
в /сооk/е маринуют блин недорогой -
Кроме майонеза нет еды другой.
Мёртв раздел "настолки" - там анонов нет.
Ну а ОП, потея, делает минет.
В /е/ анонам нужно опознать деталь.
Тех, кто постит в меде, мне немного жаль.
В /s/ прыщи со спермой всё ведут бои
Только в этом треде ОП сосёт хуи
В /h/ весьма уныло, в /fur/ я -ни ногой.
Ёбаный в букаче кал недорогой.
На реквесты в /r/е всем давно насрать.
Только ОП залупу тянет в рот опять.
/ph/-опять зеркалки, горизонт, ковёр.
/t/ зачем-то kindle с букача упёр.
В музаче не палят быдлу годноту.
Ну а в этом треде ОП с хуём во рту.
В /fa/ какой-то хипстер нацепил очки.
В тиваче артхаус или светлячки.
Умер в /ne/ последний годный котовод.
Ну а в этом треде ОП хуи сосёт.

ВЫСОЦКИМ БАМП

Я умру. Говорят, мы когда-нибудь все умираем.
Съезжу на дармовых, если в спину сподобят ножом,-
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем.
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
Вот и дело с концом,- в райских кущах покушаю яблок.
Подойду не спеша - вдруг апостол вернет, остолоп.

Чур меня самого! Наважденье, знакомое что-то,-
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел,
И среди ничего возвышались литые ворота,
И этап-богатырь - тысяч пять - на коленках сидел.

Как ржанет коренник,- я я смирил его ласковым словом,
Да репей из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Петр-апостол, старик, что-то долго возился с засовом,
И кряхтел, и ворчал, и не смог отворить - и ушел.

Тот огромный этап не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Вон - следы песьих лап. Да не рай это вовсе, а зона!
Все вернулось на круг, и Распятый над кругом висел.

Мы с конями глядим - вот уж истинно зона всем зонам! -
Хлебный дух из ворот - так надежней, чем руки вязать.
Я пока невредим, но и я нахлебался озоном,
Лепоты полон рот, и ругательства трудно сказать.

Засучив рукава пролетели две тени в зеленом.
С криком - "В рельсу стучи!" пропорхнули на крыльях бичи.
Там малина, братва,- нас встречают малиновым звоном!
Нет, звенели ключи - это к нам подбирали ключи.

Я подох на задах, на руках на старушечьих, дряблых,
Не к Мадонне прижат Божий сын, а к стене, как холоп.
В дивных райских садах просто прорва мороженных яблок,
Но сады сторожат, и стреляют без промаха в лоб.

Херувимы кружат, ангел окает с вышки - занято!
Да не взыщет Христос,- рву плоды ледяные с дерев.
Как я выстрелу рад - ускакал я на землю обратно,
Вот и яблок принес, их за пазухой телом согрев.

Я вторично умру - если надо, мы вновь умираем.
Удалось, Бог ты мой, я не сам, вы мне пулю в живот.
А оттуда землей - береженого бог бережет.

В грязь ударю лицом, завалюсь после выстрела набок.
Кони просят овсу, но пора закусить удила.
Вдоль обрыва, с кнутом, по-над пропастью, пазуху яблок
Я тебе принесу, ты меня и из рая ждала.

в наше время в нашем месте стоит разбираться в жести
перемещаться без белья платцкартами жесть
играть в буру и сику самодельными картами жесть
срать орлом над очком полным чужого говна жесть
курить шалу с семенами косяк в день временами жесть
объяснять бухому мудиле в метро какая ща станция
когда вот она жесть
лысая хрень в трениках неандерталы с окраин жесть гнилая
по утряне алкоголь из технички жесть в пизду такие привычки
жесть как она есть кровля мясо с кровью во бля а вы тут с любовью
работать на дядю в семь утра съедать ролтон не глядя жесть
червь в яблоке и в компе суп из трупа в котлете муха жесть
жрать мясные консервы на нервах не отвечает сервер
жесть левые гости упыханный кекс наступивший на сони плэй стэйшн
жесть дырявый наёк проёбанный где то cd кровосток жесть
отсутсвие калабашек даже для монашек жесть и ахуй
свадьба хоть ты меня за яйца повесь жесть ну её на хуй
сноха свекровь золовка тесть тупой как залупка жесть
жесть как она есть кровля мясо с кровью во бля а вы тут с любовью
соседи их питбули ябнутые бабули жесть тут бы слово пуле
стрёмная местность перелома треск как следствие стресс жесть
форма погоны прапор принимает рапорт ты отдаёшь ему честь жесть
менты без вопросов жесть как она есть
жесть как она есть кровля мясо с кровью во бля а вы тут с любовью

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется,
— И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать.

ТЮТЧЕВ ИТТ

tse

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.

И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.

Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина...
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.

Не рассуждай, не хлопочи!..
Безумство ищет, глупость судит;
Дневные раны сном лечи,
А завтра быть чему, то будет.

Живя, умей все пережить:
Печаль, и радость, и тревогу.
Чего желать? О чем тужить?
День пережит — и слава богу!

Не взлетит, ОП.

>>100053539
Жаль.

Вероника Тушнова
Твой враг


С любым из нас случалось и случится...
Как это будет, знаю наперед:
он другом назовется, постучится,
в твою судьбу на цыпочках войдет...
Старик с академическим величьем
или девчонка с хитрым блеском глаз -
я не берусь сказать, в каком обличье
он предпочтет явиться в этот раз.
Он явится, когда ты будешь в горе,
когда увидишь, как непросто жить,
чтобы тебе в сердечном разговоре
наипростейший выход предложить.
Он будет снисходительно-участлив
и, выслушав твой сбивчивый рассказ,
с улыбкой скажет:
- Разве в этом счастье?
Да и к тому же любят-то не раз!
Да и к тому же очень под вопросом
само существование любви:
ведь за весной идут другие весны
и новое волнение в крови!
А важно что?
Солидный муж и дети,
чтобы хозяйство и достаток в дом...
Обман? Ну что ж, так все живут не свете,
и что предосудительного в том?
Он объяснит, что жизнь груба, жестока,
что время бросит всякий детский вздор,
и вообще не залетать высоко,
и вообще, зачем наперекор?
Я помню все.
Я слышу вновь как будто.
И мне, признаюсь, страшно потому,
что я сама - на час или минуту -
но все-таки поверила ему!
Да, да, к тебе он постучится тоже,
он пустит в ход улыбку, ласку, лесть...
Не верь ему, он жалок и ничтожен,
не верь ему, любовь на свете есть.
Единственная - в счастье и в печали,
в болезни и здоровии - одна,
такая же в конце, как и в начале,
которой даже старость не страшна!
Не на песке построенное зданье,
не выдумка досужая, она -
пожизненное первое свиданье,
сто тысяч раз встающая волна.
Я не гадалка, я судьбы не знаю,
как будешь жить - смеясь или скорбя?
Но все равно всем сердцем заклинаю:
не позволяй обманывать себя!
Любовь, не знающая увяданья,
любовь, с которою несовместима ложь...
Верь, слышишь, верь в ее существованье,
я обещаю,- ты ее найдешь.

>>100053539
Не гони. Стихотреды взлетали прекрасно.
Сейчас Бродского покидаю.

>>100053729
говна тебе в ебало накидаю тогда, ценитель

>>100053784
/b: только лучшие рецензенты

Бродский
То не Муза воды набирает в рот...
М.Б.

(пропустил первые два четверостишия)


Горячей ли тебе под сукном шести
одеял в том садке, где — Господь прости —
точно рыба — воздух, сырой губой
я хватал то, что было тогда тобой?

Я бы заячьи уши пришил к лицу,
наглотался б в лесах за тебя свинцу,
но и в черном пруду из дурных коряг
я бы всплыл пред тобой, как не смог «Варяг».

Но, видать, не судьба, и года не те.
И уже седина стыдно молвить — где.
Больше длинных жил, чем для них кровей,
да и мысли мертвых кустов кривей.

Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.

>>100053729
>>100053784
>>100053847
Кто сказал Бродский?

Skr Skr Skr Skr в мёртвых найках
Skr Skr Skr Skr в белой майке
Skr Skr Skr Skr чёрный сталкер
Skr Skr Skr Skr с зиппом сканка

(с) Иосиф Бродский

Осип Мандельштам

Ещё далёко мне до патриарха,
Ещё на мне полупочтенный возраст,
Ещё меня ругают за глаза
На языке трамвайных перебранок,
В котором нет ни смысла, ни аза:
Такой-сякой! Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь.

Когда подумаешь, чем связан с миром,
То сам себе не веришь: ерунда!
Полночный ключик от чужой квартиры,
Да гривенник серебряный в кармане,
Да целлулоид фильмы воровской.

Я как щенок кидаюсь к телефону
На каждый истерический звонок.
В нем слышно польское: «дзенкую, пане»,
Иногородний ласковый упрек
Иль неисполненное обещанье.

Все думаешь, к чему бы приохотиться
Посереди хлопушек и шутих,—
Перекипишь, а там, гляди, останется
Одна сумятица и безработица:
Пожалуйста, прикуривай у них!

То усмехнусь, то робко приосанюсь
И с белорукой тростью выхожу;
Я слушаю сонаты в переулках,
У всех ларьков облизываю губы,
Листаю книги в глыбких подворотнях —
И не живу, и все-таки живу.

Я к воробьям пойду и к репортерам,
Я к уличным фотографам пойду,—
И в пять минут — лопаткой из ведерка —
Я получу свое изображенье
Под конусом лиловой шах-горы.

А иногда пущусь на побегушки
В распаренные душные подвалы,
Где чистые и честные китайцы
Хватают палочками шарики из теста,
Играют в узкие нарезанные карты
И водку пьют, как ласточки с Ян-дзы.

Люблю разъезды скворчащих трамваев,
И астраханскую икру асфальта,
Накрытую соломенной рогожей,
Напоминающей корзинку асти,
И страусовы перья арматуры
В начале стройки ленинских домов.

Вхожу в вертепы чудные музеев,
Где пучатся кащеевы Рембрандты,
Достигнув блеска кордованской кожи,
Дивлюсь рогатым митрам Тициана
И Тинторетто пестрому дивлюсь
За тысячу крикливых попугаев.

И до чего хочу я разыграться,
Разговориться, выговорить правду,
Послать хандру к туману, к бесу, к ляду,
Взять за руку кого-нибудь: будь ласков,
Сказать ему: нам по пути с тобой.

Аноны, что за мода такая пошла на стихи Есенина/Маяковского/Цветаевой etc.? У каждого второго хипстера и каждой первой селедки на страничке вкудахте

Говорят, ты смываешь заначки, —
Посиди отдохни, крепче вдуй…
Потому что сортир не взломают,
А говна тут — хоть задницей жуй.

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

Бродский

Я входил вместо дикого зверя в клетку...

...

Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

>>100053316
Расписал, как Аллах небесный

>>100054010
И ещё Бродского

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит…
Увы! он счастия не ищет,
И не от счастия бежит!
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

М. Лермонтов

Этот тред захвачен Йосей! Всем по нобелевке!

>>100054010
Маяковского с 15 лет читаю (уже 8 лет, считай). Имею 12 бумажных томов для души.

Нет людей.
Понимаете
крик тысячедневных мук?
Душа не хочет немая идти,
а сказать кому?

Брошусь на землю,
камня корою
в кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая.
Истомившимися по ласке губами
тысячью поцелуев покрою
умную морду трамвая.

>>100054010
"Ценители" поэзии, умненькие все будто

>>100054117
Нипизди. Я только два стиха запостил, да и те не полные. Сейчас буду с Маяковским тогда миксовать.

Мой замок стоит на утесе крутом
В далеких, туманных горах,
Его я воздвигнул во мраке ночном,
С проклятьем на бледных устах.

В том замке высоком никто не живет,
Лишь я его гордый король,
Да ночью спускается с диких высот
Жестокий, насмешливый тролль.

На дальнем утесе, труслив и смешон,
Он держит коварную речь,
Но чует, что меч для него припасен,
Не знающий жалости меч.

Однажды сидел я в порфире златой,
Горел мой алмазный венец —
И в дверь постучался певец молодой,
Бездомный, бродячий певец.

Для всех, кто отвагой и силой богат,
Отворены двери дворца;
В пурпуровой зале я слушать был рад
Безумные речи певца.

С красивою арфой он стал недвижим,
Он звякнул дрожащей струной,
И дико промчалась по залам моим
Гармония песни больной.

«Я шел один в ночи беззвездной
В горах с уступа на уступ
И увидал над мрачной бездной,
Как мрамор белый, женский труп.

«Влачились змеи по уступам,
Угрюмый рос чертополох,
И над красивым женским трупом
Бродил безумный скоморох.

«И смерти дивный сон тревожа,
Он бубен потрясал в руке,
Над миром девственного ложа
Плясал в дурацком колпаке.

«Едва звенели колокольца,
Не отдаваяся в горах,
Дешевые сверкали кольца
На узких, сморщенных руках.

«Он хохотал, смешной, беззубый,
Скача по сумрачным холмам,
И прижимал больные губы
К холодным, девичьим губам.

«И я ушел, унес вопросы,
Смущая ими божество,
Но выше этого утеса
Не видел в мире ничего».

Я долее слушать безумца не мог,
Я поднял сверкающий меч,
Певцу подарил я кровавый цветок
В награду за дерзкую речь.

Цветок зазиял на высокой груди,
Красиво горящий багрец…
«Безумный певец, ты мне страшен, уйди».
Но мертвенно бледен певец.

Порвалися струны, протяжно звеня,
Как арфу его я разбил
За то, что он плакать заставил меня,
Властителя гордых могил.

Как прежде в туманах не видно луча,
Как прежде скитается тролль,
Он бедный не знает, бояся меча,
Что властный рыдает король.

Попрежнему тих одинокий дворец,
В нем трое, в нем трое всего:
Печальный король и убитый певец
И дикая песня его.

Киплинг.

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.

Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
He забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать c основ.

Умей поставить в радостной надежде,
Ha карту все, что накопил c трудом,
Bce проиграть и нищим стать как прежде
И никогда не пожалеть o том,
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: "Иди!"

Останься прост, беседуя c царями,
Будь честен, говоря c толпой;
Будь прям и тверд c врагами и друзьями,
Пусть все в свой час считаются c тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неуловимый бег, -
Тогда весь мир ты примешь как владенье
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

>>100053218
Красиво. У Цветаевой нравится Лилит еще.

>>100054174
Лол, такой томик 150 рублей стоит. Итого 750 рублей за минет от девушки с высшим образованием. Маловато!

Осип Мандельштам

Куда мне деться в этом январе?
Открытый город сумасбродно цепок.
От замкнутых я,что ли,пьян дверей?
И хочется мычать от всех замков и скрепок.

И переулков лающих чулки,
И улиц перекошенных чуланы,
И прячутся поспешно в уголки
И выбегают из углов угланы.

И в яму, в бородавчатую темь
Скольжу к обледенелой водокачке,
И, спотыкаясь,мертвый воздух ем,
И разлетаются грачи в горячке,

А я за ними ахаю, крича
В какой-то мерзлый деревянный короб:
- Читателя! Советчика! Bрача!
На лестнице колючей - разговора б!

>>100054269

>>100054293

>>100054316

Джин в Италии — маме ты больше не сын,

А французское пиво — септика.

Бурбон или брют — их в Испании пьют Лишь святые и эпилептики.

«Белой молнией» пьян не один катафалк,

Ее кушать — вахлацкий удел:

Это адский отвар, ядовит его пар,

И Мьёльнир его разогрел!

(Припев): О, Галоп напивался во многих местах

Отсюда до Ультима Туле.

Коль откажется он влить в себя самогон,

Чтоб мне сгинуть с концами в загуле!

Он грогом пропитан до самых костей,

Он рычал на китов у причала,

Созерцал он вприщур и Дурбан, и Дувр,

И штормило его, и качало.

В английских туманах, сахарских песках,

На заснеженных склонах Альп

Такой груз не учел и сам Сэм Плимсолл:

Он пропьет даже собственный скальп!

Да, Галоп напивался во многих местах… и т. д.

>>100054348

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века -
Всё будет так. Исхода нет.

Умрёшь - начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

>>100054200

Их шепот тревогу в груди выселил,
а страх
под черепом
рукой красной
распутывал, распутывал и распутывал мысли,
и стало невыносимо ясно:
если не собрать людей пучками рот,
не взять и не взрезать людям вены —
зараженная земля
сама умрет —
сдохнут Парижи,
Берлины,
Вены!

Пожалуй, вот это стихотворение самое любимое, хотя остальное творчества Фета вообще побоку.


На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.
И подушка ее горяча,
И горяч утомительный сон,
И, чернеясь, бегут на плеча
Косы лентой с обеих сторон.
А вчера у окна ввечеру
Долго-долго сидела она
И следила по тучам игру,
Что, скользя, затевала луна.
И чем ярче играла луна,
И чем громче свистал соловей,
Всё бледней становилась она,
Сердце билось больней и больней.
Оттого-то на юной груди,
На ланитах так утро горит.
Не буди ж ты ее, не буди...
На заре она сладко так спит!
<1842>

ТО, ЧТО ВСЕХ ЗАЕБАЛО УЖЕ ДАВНО

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно все, особенно -- возглас счастья.
Только в уборную -- и сразу же возвращайся.

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счетчиком. А если войдет живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером
таким же, каким ты был, тем более -- изувеченным?

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; еще одна будет лишней.

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната
догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито
эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.
Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

НАШ ЛЮБИМЫЙ БРОДСКИЙ

Когда небесный свод, как низкий склеп, сжимает
Мой дух стенающий и, мир обвив кольцом,
На землю черный день угрюмо проливает
Суровый горизонт, нависнувший свинцом;

Когда весь этот мир - одна тюрьма сырая,
Где, словно нетопырь, во мгле чертя излом,
Надежда носится, пугливо ударяя
В подгнивший потолок мятущимся крылом;

Когда, как бы пруты решетки бесконечной,
Свинцовые струи дождя туманят взор
И стаи пауков в жестокости беспечной
Ткут у меня в мозгу проклятый свой узор:

Вдруг грянет зычный хор колоколов огромных,
И страшен бешеный размах колоколов:
То - сонмы грешных душ, погибших и бездомных,
Возносят до небес неукротимый рев.

Тогда без музыки, как траурные дроги,
Безмолвно шествуют Надежды в вечный мрак,
И призрак Ужаса, и царственный и строгий,
Склонясь на череп мой, колеблет черный стяг.

Вы любите розы?

Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая «страдания народа»
И что поэзия забыть ее должна,
Не верьте, юноши! не стареет она.
О, если бы ее могли состарить годы!
Процвел бы божий мир!.. Увы! пока народы
Влачатся в нищете, покорствуя бичам,
Как тощие стада по скошенным лугам,
Оплакивать их рок, служить им будет Муза,
И в мире нет прочней, прекраснее союза!..
Толпе напоминать, что бедствует народ,
В то время как она ликует и поет,
К народу возбуждать вниманье сильных мира
Чему достойнее служить могла бы лира?..
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен...
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба...
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленье...
«Довольно ликовать в наивном увлеченье, —
Шепнула Муза мне. — Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ?..»
Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,
Старик ли медленный шагает за сохою,
Бежит ли по лугу, играя и свистя,
С отцовским завтраком довольное дитя,
Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы —
Ответа я ищу на тайные вопросы,
Кипящие в уме: «В последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?
И рабству долгому пришедшая на смену
Свобода наконец внесла ли перемену
В народные судьбы? в напевы сельских дев?
Иль так же горестен нестройный их напев?..»
Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,
По нивам, по лугам, уставленным стогами,
Задумчиво брожу в прохладной полутьме,
И песнь сама собой слагается в уме,
Недавних, тайных дум живое воплощенье:
На сельские труды зову благословенье,
Народному врагу проклятия сулю,
А другу у небес могущества молю,
И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,
И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,
И лес откликнулся... Природа внемлет мне,
Но тот, о ком пою в вечерней тишине,
Кому посвящены мечтания поэта, —
Увы! не внемлет он — и не дает ответа...

>>100054558

Совсем уж заебало. Да и в целом то, стих не несёт особой смысловой нагрузки. Просто стих игрового формата, который пришёлся по нраву многим.

Думал выкладывать или нет свой любимый. Он длинный, сука. Выложу, попробуйте оценить.

Это будет "Натюрморт".

>>100054597
А я на них срал
%что нужно стране?%

>>100054694

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч. Павезе

1

Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.

2

Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.

О чем? О днях. о ночах.
Или же - ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о

людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.

3

Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

4

Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.

Внутри у предметов - пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.

5

Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль

не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.

6

Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,

поднося, хоть дышу,
эеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.

Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.

7

Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это - бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебёна мать!»

8

Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.

9

Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

10

Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

В бешеном танце, под ночи покровом
В башенном замке, что под флагом багровым
Кружились безумно, безликие тени
Принцесса за ними следила с постели
Как скачут по кругу, за призраком призрак
Как бьют друг по другу, с отчаянным визгом
Как они умирали, как поднимались
Как ближе и ближе к огню подбирались
Как тонкие пальцы последнюю свечку
У кровати принцессы погасили навечно

ГОВНО БЕЗ СМЫСЛА ДЛЯ ГУМАНИТАРИЕВ И "ТОНКИХ ДУХОВНЫХ ЛИЧНОСТЕЙ"

>>100054556
Никогда не мог читать подобные стихи. Или стихи о природе, например. Это ведь довольно скучно, нет задора, нет искры, нет чего-то цепляющего.
Что ты находишь в этом стихотворении?

И я не пытаюсь спорить о вкусах или втаптывать твои в дерьмо, мне действительно интересно.

>>100054867
Как что-то плохое.

Зачем тебе куда то спешить?
Посиди со мной ещё немножко
Жизнь ты всегда успеешь прожить
Моя светлая лунная ложка

Посиди расскажи как живёшь
По какой же прошлась ты дорожке
И куда ты потом уйдёшь
Моя добрая лунная ложка

Расскажи как упала с луны
И как повстречалась с чёрной кошкой
Расскажи мне все свои сны
Моя путеводная лунная ложка

А я всё гляжу на небо в ночи
Там любая звезда будто крошка
Я прошу тебя: не молчи
Моя верная лунная ложка

Там на небе ярче всех
Твой старый горящий дом
От туда доносится громкий смех
Память былых времён
Но всё поменялось, горит огнём
Без тебя там как стол без ножки
Но прошу: не вспоминай о былом
Моя грустная лунная ложка.

Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем г.....,
наших дней изучая потемки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне.
10 И, возможно, скажет
ваш ученый,
кроя эрудицией
вопросов рой,
что жил-де такой
певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор,
снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу
20 о времени
и о себе.
Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
из барских садоводств
поэзии -
бабы капризной.
30 Засадила садик мило,
дочка,
дачка,
водь
и гладь -
сама садик я садила,
сама буду поливать.
Кто стихами льет из лейки,
кто кропит,
набравши в рот -
40 кудреватые Митрейки,
мудреватые Кудрейки -
кто их к черту разберет!
Нет на прорву карантина -
мандолинят из-под стен:
"Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н..."
Неважная честь,
чтоб из этаких роз
мои изваяния высились
50 по скверам,
где харкает туберкулез,
где б... с хулиганом
да сифилис.
И мне
агитпроп
в зубах навяз,
и мне бы
строчить
романсы на вас -
60 доходней оно
и прелестней.
Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.
Слушайте,
товарищи потомки,
70 агитатора,
горлана-главаря.
Заглуша
поэзии потоки,
я шагну
через лирические томики,
как живой
с живыми говоря.
Я к вам приду
в коммунистическое далек_о_
80 не так,
как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
через хребты веков
и через головы
поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,
но он дойдет не так, -
не как стрела
в амурно-лировой охоте,
90 не как доходит
к нумизмату стершийся пятак
и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
100 как в наши дни
вошел водопровод,
сработанный
еще рабами Рима.
В курганах книг,
похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
вы
с уважением
ощупывайте их,
110 как старое,
но грозное оружие.
Я
ухо
словом
не привык ласкать;
ушку девическому
в завиточках волоска
с полупохабщины
не разалеться тронуту.
120 Парадом развернув
моих страниц войска,
я прохожу
по строчечному фронту.
Стихи стоят
свинцово-тяжело,
готовые и к смерти
и к бессмертной славе.
Поэмы замерли,
к жерлу прижав жерло
130 нацеленных
зияющих заглавий.
Оружия
любимейшего
род,
готовая
рвануться в гике,
застыла
кавалерия острот,
поднявши рифм
140 отточенные пики.
И все
поверх зубов вооруженные войска,
что двадцать лет в победах
пролетали,
до самого
последнего листка
я отдаю тебе,
планеты пролетарий.
Рабочего
150 громады класса враг -
он враг и мой,
отъявленный и давний.
Велели нам
идти
под красный флаг
года труда
и дни недоеданий.
Мы открывали
Маркса
160 каждый том,
как в доме
собственном
мы открываем ставни,
но и без чтения
мы разбирались в том,
в каком идти,
в каком сражаться стане.
Мы
диалектику
170 учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
она врывалась в стих,
когда
под пулями
от нас буржуи бегали,
как мы
когда-то
бегали от них.
Пускай
180 за гениями
безутешною вдовой
плетется слава
в похоронном марше -
умри, мой стих,
умри, как рядовой,
как безымянные
на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
на бронзы многопудье,
190 мне наплевать
на мраморную слизь.
Сочтемся славою -
ведь мы свои же люди, -
пускай нам
общим памятником будет
построенный
в боях
социализм.
Потомки,
200 словарей проверьте поплавки:
из Леты
выплывут
остатки слов таких,
как "проституция",
"туберкулез",
"блокада".
Для вас,
которые
здоровы и ловки,
210 поэт
вылизывал
чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
я становлюсь подобием
чудовищ
ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
давай
220 быстрей протопаем,
протопаем
по пятилетке
дней остаток.
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель н_а_ дом.
И кроме
230 свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Явившись
в Це Ка Ка
идущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжиг
240 я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих
партийных книжек.

[Декабрь 1929 - январь 1930]
Маяковский. Во весь голос.

Волоки свой костлявый зад к окну
(на, сожри ба-нан)
Зубы почисть и вали на войну.
Всюду покой — взмахни рукой,
Грезам скажи «прощай».
Мисс Грейбл загни, мол, не до возни,
До самой победы — бывай, о,
А на гражданке жизнь без проблем,
(на, сожри ба-нан)
Шипучки — залейся, девчонок — гарем, —
Но надо бы парочке фрицев дать в морду,
Так что сверкни нам улыбкою бодрой,
И напомним, что велено час назад:
Подымай-ка с пола костлявый зад!

>>100054867

«Выше всего ценя разум, науку и реализм, он в то же время понимал глубже всех, что одни разум, наука и реализм могут создать лишь муравейник, а не социальную "гармонию", в которой бы можно было ужиться человеку.»

Достоевский о Белинском.

"Счастье,- говорил он,-
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".

Шёл по улице отряд --
сорок мальчиков подряд:
раз, два,
три, четыре,
и четырежды
четыре,
и четыре
на четыре,
и ещё потом четыре.

В переулке шел отряд --
сорок девочек подряд:
раз, два,
три, четыре,
и четырежды
четыре,
и четыре
на четыре,
и ещё потом четыре.

Да как встретилися вдруг --
стало восемьдесят вдруг!
Раз, два,
три, четыре,
и четыре
на четыре,
на четырнадцать
четыре,
и ещё потом четыре.

А на площадь
повернули,
а на площади стоит
не компания,
не рота,
не толпа,
не батальон,
и не сорок,
и не сотня,
а почти что
МИЛЛИОН!

Раз, два, три, четыре,
и четырежды
четыре,
сто четыре
на четыре,
полтораста
на четыре,
двести тысяч на четыре,
и ещё потом четыре!

всё.

>>100055085
«При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство»

Нахуй вот только?
Когда хочется срать - надо срать. Когда хочется есть - надо есть. Когда тебе грустно - надо грустить, блядь, а не улыбаться как еблан.

>>100054898
Я полностью разделяю твое мнение о подобных стихах, но вот именно "На заре ты ее буди" очень нравится. Как прочитал его в раннем детстве, так и запало в душу. Лично у меня оно ассоциируется с очень милой абстрактной девушкой, а это всегда приятно.

>>100055204
Когда ты один - да. Казаться всегда приходится для кого-то.

>>100055204
Почему бы тебе тогда не срать на людях?

Видеть грустных долбоёбов каждый день, и сам грустным долбаёбом станешь. У будешь улыбаться, всех остальных развеселишь какой ты долбаёб.
Смекаешь ?

Оплетавшие — останутся.
Дальше — высь.
В час последнего беспамятства
Не́ очнись.

У лунатика и гения
Нет друзей.
В час последнего прозрения
Не́ прозрей.

Я — глаза твои. Совиное
Око крыш.
Буду звать тебя по имени —
Не́ расслышь.

Я — душа твоя: Урания:
В боги — дверь.
В час последнего слияния
Не́ проверь!

Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существование для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

С добрым утром, народ, и

Глуши пулеметы — прощай,

Мировая война-а-а-а!

Бои прекратились, цветы распустились,

Здравствуй, солнце, и здравствуй, луна —

Эй, Герман германский, огнестрельные цацки

Сдавай — и на дембель, сынок.

В Граде Адских Ракет кислых мин больше нет,

Что ни день — чудесный денек —

Веселитесь — чудесный денек!

>>100055266
> Казаться всегда приходится для кого-то
В довольно редких случаях. К примеру - не показывать свою грусть матери, дабы не печалить.
Но если мы говорим, к примеру, о коллегах, то если они видят что ты в нехорошем настроении, то будут понимать что не стоит на тебя полагаться в ближайшее время. Или, допустим, тянучка твоя, если видит что тебе грустно, то не будет трепать тебе нервы, дабы не усугубить ситуацию.
Что мы получаем если не показывать этого? Коллеги на тебя полагаются, а ты всё фейлишь. Тяночка как обычно ебёт тебе мозг, но в этот раз ты ебашишь ей ебало, потому что не в духе.

Вот и результат охуительных стелс-печалей.

>>100055426
Спасибо. Совсем забыл про него!

В этой теме,
и личной
и мелкой,
перепетой не раз
и не пять,
я кружил поэтической белкой
и хочу кружиться опять.
Эта тема
сейчас
и молитвой у Будды
и у негра вострит на хозяев нож.
Если Марс,
и на нем хоть один сердцелюдый,
то и он
сейчас
скрипит
про то ж.
Эта тема придет,
калеку за локти
подтолкнет к бумаге,
прикажет:
- Скреби! -
И калека
с бумаги
срывается в клекоте,
только строчками в солнце песня рябит.
Эта тема придет,
позвонится с кухни,
повернется,
сгинет шапчонкой гриба,
и гигант
постоит секунду
и рухнет,
под записочной рябью себя погребя.
Эта тема придет,
прикажет:
- Истина! -
Эта тема придет,
велит:
- Красота! -
И пускай
перекладиной кисти раскистены -
только вальс под нос мурлычешь с креста.
Эта тема азбуку тронет разбегом -
уж на что б, казалось, книга ясна! -
и становится
- А -
недоступней Казбека.
Замутит,
оттянет от хлеба и сна.
Эта тема придет,
вовек не износится,
только скажет:
- Отныне гляди на меня! -
И глядишь на нее,
и идешь знаменосцем,
красношелкий огонь над землей знаменя.
Это хитрая тема!
Нырнет под события,
в тайниках инстинктов готовясь к прыжку,
и как будто ярясь
- посмели забыть ее! -
затрясет;
посыпятся души из шкур.
Эта тема ко мне заявилась гневная,
приказала:
- Подать
дней удила! -
Посмотрела, скривясь, в мое ежедневное
и грозой раскидала людей и дела.
Эта тема пришла,
остальные оттерла
и одна
безраздельно стала близка.
Эта тема ножом подступила к горлу.
Молотобоец!
От сердца к вискам.
Эта тема день истемнила, в темень
колотись - велела - строчками лбов.
Имя
этой
теме:
. . . . . . !

>>100053004 (OP)
О, это же Пушкин!

https://www.youtube.com/watch?v=xHBm1tp7yZI

На вечерней пати
Все бичёвской масти
Справедливости ради
Разрываешь им пасти

>>100055426
Ни тоски, ни любви, ни печали,
ни тревоги, ни боли в груди,
будто целая жизнь за плечами
и всего полчаса впереди.

Оглянись — и увидишь наверно:
в переулке такси тарахтят,
за церковной оградой деревья
над ребёнком больным шелестят,

из какой-то неведомой дали
засвистит молодой постовой,
и бессмысленный грохот рояля
поплывёт над твоей головой.

Не поймёшь, но почувствуешь сразу:
хорошо бы пяти куполам
и пустому теперь диабазу
завещать свою жизнь пополам.

МЕЧ

С насмешкой над моей гордынею бесплодной
Мне некто предсказал, державший меч в руке:
Ничтожество с душой пустою и холодной,
Ты будешь прошлое оплакивать в тоске.

В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов,
Стать сильным, как они, тебе не суждено;
На жизнь, её скорбей и счастья не изведав,
Ты будешь, как больной, смотреть через окно.

И кожа ссохнется и мышцы ослабеют,
И скука въестся в плоть, желания губя,
И в черепе твоём мечты окостенеют,
И ужас из зеркал посмотрит на тебя.

Себя преодолеть! Когда б ты мог! Но, ленью
Расслаблен, стариком ты станешь с юных лет;
Чужое и своё, двойное утомленье
Нальёт свинцом твой мозг и размягчит скелет.

Заплещет вещее и блещущее знамя, –
О, если бы оно и над тобой взвилось! –
Увы! Ты истощишь свой дух над письменами,
Их смысл утерянный толкуя вкривь и вкось.

Ты будешь одинок! – В оцепененье дрёмы
Прикован будет твой потусторонний взгляд
К минувшей юности, – и радостные громы
Далеко в стороне победно прогремят!

Эмиль ВЕРХАРН

>>100053004 (OP)
Слава России, слава Руси!
Я пососу и ты пососи!
Слава России! Спасибо! Соси!
Глотай, не стесняйся!
Но не откуси!

>>100055615
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.

Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада...
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.

>>100055648
Прямо про меня написали. Хоть и век назад

У кошки четыре ноги,
Позади нее длинный хвост,
Но трогать ее не моги
За ее малый рост, малый рост,
Но трогать ее не моги
За ее малый рост, малый рост.

>>100055615
Я подумал что это ссаный Есенин, а это ссаный Бродский.

>>100055648
Жиза. Как же я себя за все это ненавижу

Сколько же быдла с хуем в очке а-ля "сирибрянный вик", "ятакой ванильный". Родина дала вам Маяковского и Хармса, Пушкина дала, Некрасова, Мандельштамма, Бунина. Просто пиздец сколько копро я вижу в треде, кто все эти люди, измазанные говном?

Есенин переоценен.

Я все равно на шаг впереди.
Запреты,засады,законы-не важно,
Там где не думаю -думаешь дважды
Я все равно на шаг впереди.
Я все равно на шаг впереди.
Хочешь бороться? Борись. Бесполезно.
Не открывается бездарям бездна,
Я все равно на шаг впереди.
Я все равно на шаг впереди.
И не помогут мольбы и прошения,
Даже лукавый, вводя в искушение,
Я все равно на шаг впереди.
Я все равно на шаг впереди.
Просто прими этот факт непреложный
Знаю твой ход, пусть совсем невозможный.
Я все равно на шаг впереди.

Антуаны, антуаны! У меня есть стихотворение которое вы сможете читать своим тянучкам, дабы разогревать их пердаки.

>>100053004 (OP)
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь...
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

В одежде цвета горечи и яда
Рассудок мой холодным мертвецом
Плывет по Темзе вверх лицом.

Над ним - мостов тяжелые громады,
Вагонов лязг по рельсам эстакады
И колыханье сумрачных теней
От парусов скользящих кораблей.

Его сгубила жажда все объять
И на скрижали черного гранита
Резцом неизгладимым начертать
Ту истину, что от людей сокрыта.

Его коварно отравил
Горячечный, обманный пыл
И полное безумной страсти
Стремленье к огненной, высокой власти.
Перенатянутая тетива
Оборвалась почти у самой цели,
Когда, казалось, крылья торжества
Уже над ним победно шелестели.
Он сам себя сгубил - тщетой
Надежд, бесплодной маетой
Испепеляющих желаний
И бесконечных разочарований.

Вот он плывет по траурным волнам,
Минуя строй унылых стен кирпичных,
Минуя окна корпусов фабричных,
Где царствует железный гром и гам.

Вдоль длинных набережных грязных,
Пакгаузов однообразных
И фонарей над зыбкою водой
С их тянущейся пряжей золотой,
Вдоль жутких верфей, где торчат скелеты
Еще неоснащенных кораблей
И к бледным небесам воздеты
Распятья голых рей.. .

В померкших перлах, в потускневшей черни,
В пурпурово-горящий час вечерний
Рассудок мой холодным мертвецом
Плывет по Темзе вверх лицом.

Плывет, бесповоротно канув
В пучину мрака и туманов,
Под приглушенный похоронный звон,
Стон, доносящийся со всех сторон.

Он уплывает, темнотой объятый,
Навеки оставляя за собой
Огромный город жизни непочатой, -
Чтобы уснуть и обрести покой
Там, в склепе ночи, в бездне непроглядной,
Где вал вскипает, горек и свинцов,
Где вечность поглощает беспощадно
Всех мертвецов!

>>100055869
Запили чего-нибудь годного из Пушкина, пожалуйста.
Только не переводы и не манную кашу размазанную по мелкой тарелке.

Эстет хУев

>>100055932
Ебите тян в пердак в душистом сене
Повесился петух Сергей Есенин

>>100053218
Нраица

Прощай,
Позабудь
И не обессудь.
А письма сожги,
Как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой, может быть,
по пути.

СОБЛАЗНЕН СУИЦИДОМ
Мне до лампочки-то, что я ем,
Пропади этот-буги совсем,
Но я, соблазнен, дицидом!
Бинга Кросби себе забирай, и
Это чертово «ла-ла-ла-лай»,
Ибо я соблазнен суицидом!
Продуктовый талон — в чистом виде шиш,
Как и сучки, что изображали вампирш,
Но я, соблазнен, суицидом!
На бейсбольное поле я не взгляну,
К черту мой город и к черту страну,

>>100055676
Слишком много разговоров,
Пересудов, перекоров.
Бесконечных рассуждений,
Полувзглядов, полумнений...
Слишком много.

Слишком много безразличных,
Веселящихся, безличных,
Жизнерадостно-утробных,
Всепрощающих, незлобных...
Слишком много.

Слишком много терпеливых,
Неуверенных, плаксивых;
Робких, маленьких, забитых,
Растерявшихся, разбитых...
Слишком много.

Слишком много паразитов,
Фарисеев, иезуитов,
Губернаторов, удавов,
Патриотов, волкодавов...
Слишком много.

Слишком много слуг лукавых,
Партий правых, жертв кровавых,
И растет в душе тревога,
Что терпения у бога
Слишком много!

>>100056000
Нет. Держите, антуаны.

СТИХ РАЗРЫВАЮЩИЙ ПЕРДАЧЕЛЛО ТЯНУЧКАМ
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.

И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.

И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.

Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.

Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.

И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.

То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.

Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.

Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.

И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.

Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.

>>100053004 (OP)
Пососадов, какие-то петухи, селедка Цветаева. Кто это, где это? Где Симонов, где Твардовский? Я уже начинаю ссать мочой вам в глазницы, господа.
Тред не читал.

А я люблю "Когда я вижу человека" Хармса.

Они

Со мной опять здороваются стены.
С них сползает краска и идет за мной.
Они называют это тенью.
Я называю это тоской.

Не могу приспособиться к этому городу,
Не могу поселиться в чужие горы.
Они называют это глупой гордостью.
Я называю это горем.

За мной опять уходят бродяги.
Я держу кусок неба, вбиваю гвозди.
Я называю это флагом.
Они говорят мне, что это звезды.

Я сжимаю в руках солнца сгусток,
Остатки неба синего с солью.
Они называют это искусством.
Я называю это болью.

Кто-то рисует пустые дороги,
Кто-то чертит мысли по снегу рукой.
Они называют это богом.
Я называю это собой.
1986 г.

>>100056102
О, Бодлер охуенен. Но тням он нравится, тащемта.

>>100055999
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
"Востань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей."

Накидайте редкого годного Маяковского.

>>100056188
Ага, аниме по ниму пиздатое сняли))

>>100056211
Единственное доставляющее у Пушкина.

>>100056102
Здравствуй, маленький дружок! Я прочту тебе стишок
Про маньяков и убийц, палачей и кровопийц.
У дороги стоит дом. Во всех комнатах Содом.
Там собрался разный сброд, каждый-тот еще урод.
Гнусный некропедофил, труп ребенка расчленил,
Буйной страстью одержим, надругается над ним.
Копрофил в углу жевал, теплый, полужидкий кал.
Чавкал, брызгая слюной, свежей запивал мочой.
А за стенкой зоофил в половую связь вступил
С перепуганной козой, и любуется собой
В отражении зеркал. Он, естественно, не знал,
Что за ним, дрожа как лист, наблюдает онанист,
Притаившись у стены, руку запустив в штаны.
Под распятием в углу, в вену запустив иглу,
Увалился наркоман на заблеванный диван.
Дрыхнет на свою беду, в наркотическом бреду
И не знает, что сейчас, вырезает ему глаз
Обезумевший маньяк, в окровавленный кулак
Бритву острую зажав: От всех этих дел устав,
Кто-то вены перегрыз и с балкона спрыгнул вниз.
За окном течет река, по реке плывет рука.
Крематорий во дворе, то-то радость детворе!
Можно весело играть, теплым пеплом посыпать
Груды обгорелых тел. В общем много разных дел.
Девочка с большим бантом, погналася за котом
И поймав его за хвост била головой об мост.
Мальчик со щенком играл: шкурку заживо сдирал
Обкурившись анаши. Веселился от души!
Занят был, и потому, не увидел, что к нему
Незаметно, со спины пробирался вдоль стены
Старый, безобразный дед, захотевший на обед
Мяса детского сварить. Пацану осталось жить
Ровно двадцать пять секунд. А затем старик ему
Камнем череп раскроил, по суставам распилил
И отправился домой, тушку прихватив с собой.
Скрыт в развалинах подвал, там проходит ритуал:
Сатанисты, не спеша, дружно мучают бомжа.
Привязав его к столбу, вырезают крест на лбу
И живот ножом вспоров пьют по очереди кровь.
Веселясь и хохоча, кожу срезали с плеча
И в затылочную кость забивают ржавый гвоздь.
Вот, издав победный крик, жертве вырвали кадык
И в трахею, наконец, льют расплавленный свинец.
Со свечей стекает воск, на стене белеет мозг.
В темноте, средь ржавых труб, черви поедают труп.

>>100056230
Цветы Злав в формате аниме? Или поэма гашиша? Пиздец.

>>100056211
Обожаю последнее четверостишее. Каждый вечер когда чищу зубы зачитываю весь стих, только ради него, последнего.

>>100056229
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду — красивый,
двадцатидвухлетний.

Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!

Приходите учиться —
из гостиной батистовая,
чинная чиновница ангельской лиги.

И которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.

Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!

Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.


1

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,
было в Одессе.

«Приду в четыре»,— сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.

Вот и вечер
в ночную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце — холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.

>>100056093
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять.
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.

Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю,
Оттого, что иной не видал.

Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.

>>100056314
А мне вот этот момент доставляет. Такая-то инициация.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.

>>100056211
А можно теперь суть стихотворения? Или это что-то на уровне сказок о попе и работнике его балде?

Узнали себя, битардии?
С насмешкой над моей гордынею бесплодной
Мне некто предсказал, державший меч в руке:
Ничтожество, с душой пустою и холодной,
Ты будешь прошлое оплакивать в тоске.

И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют,
И скука вльется в плоть, желания губя.
И в черепе твоем мечты окостенеют,
И ужас из зеркал посмотрит на тебя.

В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов,
Стать сильным, как они, тебе не суждено.
Над жизнею скорбя и счастья не изведав,
Ты будешь как слепой смотреть через окно...

Себя преодолеть когда б ты мог, но ленью
Расслаблен. Стариком ты станешь с юных лет.
Чужое и свое, двойное, утомленье
Нальет свинцом твой мозг и размягчит скелет.

В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов,
Стать сильным, как они, тебе не суждено.
Над жизнею скорбя и счастья не изведав,
Ты будешь как слепой смотреть через окно...

Заплещет вещее и блещущее знамя.
О, если бы оно и над тобой взвилось.
Ты истощишь свой дух над письменами,
Их смысл утерянный толкуя вкривь и вкось.

Ты будешь одинок в оцепененьи дремы.
Прикован будет твой потусторонний взгляд
К минувшей юности. И радостные громы
Далеко в стороне победно прогремят.

В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов,
Стать сильным, как они, тебе не суждено.
Над жизнею скорбя и счастья не изведав,
Ты будешь как слепой смотреть через окно...
Перевод песни Черный Обелиск - Меч
С насмешкой над моей гордынею бесплодной
Мне некто предсказал, державший меч в руке:
Ничтожество, с душой пустою и холодной,
Ты будешь прошлое оплакивать в тоске.

И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют,
И скука вльется в плоть, желания губя.
И в черепе твоем мечты окостенеют,
И ужас из зеркал посмотрит на тебя.

В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов,
Стать сильным, как они, тебе не суждено.
Над жизнею скорбя и счастья не изведав,
Ты будешь как слепой смотреть через окно...

Себя преодолеть когда б ты мог, но ленью
Расслаблен. Стариком ты станешь с юных лет.
Чужое и свое, двойное, утомленье
Нальет свинцом твой мозг и размягчит скелет.

В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов,
Стать сильным, как они, тебе не суждено.
Над жизнею скорбя и счастья не изведав,
Ты будешь как слепой смотреть через окно..

>>100056520
Было уже.

>>100056520
Ты опоздал, шутник.

>>100056356
Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?
Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка.
Облысевшая, мокрая вся и смешная, как Вы...

Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная
И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума.
И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная
Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма...

Так не плачьте ж, не стоит, моя одинокая деточка.
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы.
Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой
И ступайте туда, где никто Вас не спросит, кто Вы.

>>100056383
Хочешь божественного озарения -- потеряй всё что имеешь.

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый - на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.

Король глядит угрюмо:
"Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"

Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет,-
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
"Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!"

Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
"Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!

Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!" -
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
"Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем...
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод -
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!.."

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик...
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

"Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!"

>>100053004 (OP)
Весенняя гроза

Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.

С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной и шум нагорный -
Все вторит весело громам.

Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.

>>100056612
...И от крови погибших,
Как рана, запекся
Закат.
Маки пламенем алым
До самого моря
Горят.
Унеси мое сердце
В тревожную эту страну,
Где на синем просторе
Тебя целовал я одну.
Словно тучка пролетная,
Словно степной
Ветерок —
Мира нового молодость —
Мака
Кровавый цветок.
От степей зацветающих
Влажная тянет
Теплынь,
И горчит на губах
Поцелуев
Сухая полынь.
И навстречу кострам,
Поднимаясь
Над будущим днем,
Полыхает восход
Боевым
Темно-алым огнем.
Может быть,
Это старость,
Весна,
Запорожских степей забытье?
Нет!
Это — сны революции.
Это — бессмертье мое.

Годнота пошла.

Слишком стар чтоб носить оружие и сражаться как другие —

назначили мне из милости маловажную роль летописца
я записываю — для кого неизвестно — историю осады

я должен быть точен но не знаю когда началось нашествие
двести лет назад в декабре сентябре
может быть вчера на рассвете
все тут больны потерей чувства времени

осталось нам только место привязанность к месту
еще мы удерживаем руины храмов призраки садов и домов
если утратим руины не останется ничего

я пишу как умею в ритме бесконечных недель
понедельник: склады пусты единицей обмена стала крыса
вторник: бургомистра убили какие-то неизвестные
среда: говорят о перемирии противник интернировал послов
мы не знаем их местопребывания то есть места казни
четверг: после бурного собрания большинством голосов отвергли
предложение торговцев пряностями о безоговорочной капитуляции
пятница: начало чумы суббота: покончил самоубийством
N.N. непоколебимый защитник воскресенье: нет воды мы отбили
штурм восточных ворот именуемых Вратами Завета

понимаю это все монотонно никого не взволнует
я избегаю комментариев сдерживаю эмоции пишу о фактах
кажется их только и ценят на зарубежных рынках
но с известной гордостью я хотел бы поведать миру
что мы воспитали благодаря войне новую разновидность детей
наши дети не любят сказок играют только в убийство
наяву и во сне мечтают о супе хлебе и кости
совсем как собаки и кошки

вечерами люблю побродить по границам Города
вдоль рубежей ненадежной нашей свободы
сверху смотрю на гигантский муравейник войск их огни
слушаю стук барабанов варварский визг
поистине непонятно что Город все еще держится

осада длится так долго враги должно быть меняются
ничего у них общего кроме жажды нашей погибели
готы татары шведы войска Императора
полки Преображенья Господня
кто их сочтет
цвет их знамен меняется как лес на горизонте
деликатная птичья желтизна по весне
зелень багрянец зимняя чернь

вечером освободившись от фактов я могу подумать
о давних далеких делах например о наших
союзниках за морем знаю сочувствуют искренне
шлют нам муку и мешки ободренья жир и мудрые советы
даже не знают что нас предали их отцы
наши союзники времен второго Апокалипсиса
сыновья не виноваты заслуживают благодарности
и мы благодарны
они не переживали долгой как вечность осады
те кого коснулось несчастье всегда одиноки
защитники далай-ламы курды афганские горцы

сейчас когда я это пишу сторонники соглашенья
получили некоторый перевес над партией непоколебимых
обычная неустойчивость настроений судьбы еще решаются

все больше могил все меньше защитников
но оборона не сломлена мы будем стоять до конца
и если Город падет и кто-то один уцелеет
он понесет в себе Город по дорогам изгнанья
он будет Город

глядим в лицо огня и голода и смерти
и в худшее из всех — в лицо измены

И только наши сны не покорены

Бернса в треде нет? И льется вам в рот говно за то.
Кто честной бедности своей
Стыдится и все прочее,
Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее.

При всем при том,
При всем при том,
Пускай бедны мы с вами,
Богатство -
Штамп на золотом,
А золотой -
Мы сами!

Мы хлеб едим и воду пьем,
Мы укрываемся тряпьем
И все такое прочее,
А между тем дурак и плут
Одеты в шелк и вина пьют
И все такое прочее.

При всем при том,
При всем при том,
Судите не по платью.
Кто честным кормится трудом,
Таких зову я знатью,

Вот этот шут - природный лорд.
Ему должны мы кланяться.
Но пусть он чопорен и горд,
Бревно бревном останется!

При всем при том,
При всем при том,
Хоть весь он в позументах, -
Бревно останется бревном
И в орденах, и в лентах!

Король лакея своего
Назначит генералом,
Но он не может никого
Назначить честным малым.

При всем при том,
При всем при том,
Награды, лесть
И прочее
Не заменяют
Ум и честь
И все такое прочее!

Настанет день и час пробьет,
Когда уму и чести
На всей земле придет черед
Стоять на первом месте.

При всем при том,
При всем при том,
Могу вам предсказать я,
Что будет день,
Когда кругом
Все люди станут братья!

>>100056635
Сомнительно. С чего ты взял это? Вместо языка жало змеи вставили, вместо сердца - уголь. Причём тут потеря всего? Тут замена, скорее.

>>100056697
Весенние воды

Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят -
Бегут и будят сонный брег,
Бегут, и блещут, и гласят...

Они гласят во все концы:
"Весна идет, весна идет,
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперед!

Весна идет, весна идет,
И тихих, теплых майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней!.."

Из последнего:

К кастрату раз пришел скрипач.
Он был бедняк, а тот богач.
Смотри, - сказал певец безмудый, -
Мои алмазы, изумруды. Я их от скуки разбирал.
А, кстати, брат, - он продолжал, -
Когда тебе бывает скучно, ты что творишь, сказать прошу?
В ответ бедняга равнодушно:
"Я? Я муди себе чешу".

>>100056785
Трех королей разгневал он,
И было решено,
Что навсегда погибнет Джон
Ячменное Зерно.

Велели выкопать сохой
Могилу короли,
Чтоб славный Джон, боец лихой,
Не вышел из земли.

Травой покрылся горный склон,
В ручьях воды полно,
А из земли выходит Джон
Ячменное Зерно.

Все так же буен и упрям,
С пригорка в летний зной
Грозит он копьями врагам,
Качая головой.

Но осень трезвая идет.
И, тяжко нагружен,
Поник под бременем забот,
Согнулся старый Джон.

Настало время помирать -
Зима недалека.
И тут-то недруги опять
Взялись за старика.

Его свалил горбатый нож
Одним ударом с ног,
И, как бродягу на правеж,
Везут его на ток.

Дубасить Джона принялись
Злодеи поутру.
Потом, подбрасывая ввысь,
Кружили на ветру.

Он был в колодец погружен,
На сумрачное дно.
Но и в воде не тонет Джон
Ячменное Зерно.

Не пощадив его костей,
Швырнули их в костер,
А сердце мельник меж камней
Безжалостно растер.

Бушует кровь его в котле,
Под обручем бурлит,
Вскипает в кружках на столе
И души веселит.

Недаром был покойный Джон
При жизни молодец, -
Отвагу подымает он
Со дна людских сердец.

Он гонит вон из головы
Докучный рой забот.
За кружкой сердце у вдовы
От радости поет...

Так пусть же до конца времен
Не высыхает дно
В бочонке, где клокочет Джон
Ячменное Зерно!

>>100056785
Хочется обоссать его и всё такое прочее.

>>100056814
Потеря всего была когда он по пустыне влачился, аки отшельник. Томим духовною жаждой. Не думаю что его ждала жена дома, или участочек с неполотой рожью.

>>100056731
По мостовой
моей души изъезженной
шаги помешанных
вьют жестких фраз пяты.
Где города
повешены
и в петле облака
застыли
башен
кривые выи -
иду
один рыдать,
что перекрестком
распяты
городовые.

Бамп

>>100056897
Спасибо, тред почти смыло.

Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

Ебите баб на свежем сене
С любовью Ваш
Сергей Есенин

>>100053004 (OP)
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой; под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

>>100056889
> Потеря всего была когда он по пустыне влачился
Это не потеря, антуан, а изначальное отсутствие.
Потеря от отсутствия отличается кардинально.

Это правда – то, что у нас внутри,
Мы приходим к ней, и она нам рада.
К ней ведут разбитые фонари,
А вокруг неё высока ограда.

Интересно, что это за цари
Утаили правду от нас в чертоге?
А ещё какие-то дикари
Перебили лампочки вдоль дороги…

Это наши страхи убрали свет,
Потому что правда бывает страшной.
Это наши души сошли на нет
И укрыли правду в бездушной башне.

Повтори, пожалуйста, повтори.
Повтори для нас, если это правда.
Это правда – то, что у нас внутри.
Мы приходим к ней, и она нам рада.

Мы приходим к ней, как слепцы во тьме,
Нарушая злые законы эго.
Так смешно за правду сидеть в тюрьме,
Потому что всё состоит из ЛЕГО.

А ведь раньше мыльные пузыри
Мы пускали в небо из подворотни.
Это правда – то, что у нас внутри,
Остальное, внешнее, скоро лопнет!

Мы умрём? Конечно же, мы умрём,
Только наша правда не умирает.
Потому она и глядит с добром,
Потому она и зовётся раем.

Повтори, пожалуйста, повтори.
Повтори для нас, если это правда.
Это правда – то, что у нас внутри.
Мы приходим к ней, и она нам рада.

>>100056817
Дааааа
Тютчев для меня синоним весны

Сидит мужик на даче. Хорошо... Смотрит - на дереве яблоко висит. Красивое!!!
Сорвал, сел на скамеечку. А кругом - лепота... "Дай", - думает, - "съем яблочко..."
Тут вдруг земля затряслась, гром, шум, пыль. Раскалывается земля, из разлома вылезает огромная Жопа, заглатывает яблоко и скрывается под землю. И тишина...
Пыль рассеивается, мужик в ступоре:
- Что это было?..
Тут опять земля, шум, пыль, грохот - вылазит Жопа и говорит мужику:
- Антоновка.

>>100053004 (OP)
Похуй, что песня.
http://www.youtube.com/watch?v=oPI2rtPH7KA

>>100056865
Блейк
В полях порхая и кружась,
Как был я счастлив в блеске дня,
Пока любви прекрасный князь
Не кинул взора на меня.

Мне в кудри лилии он вплел,
Украсил розами чело,
В свои сады меня повел,
Где столько тайных нег цвело.

Восторг мой Феб воспламенил
И, упоенный, стал я петь...
А он меж тем меня пленил,
Раскинув шелковую сеть.

Мой князь со мной играет зло.
Когда пою я перед ним,
Он расправляет мне крыло
И рабством тешится моим.

Хотите я выложу вырвиглазные стихи знакомой тян 15лвл? Они такие карявые что я даже прочесть не смог

>>100057032
А для меня синоним пустого пиздежа. Может у тебя неверный словарь синонимов?

>>100057166
Да, всё равно будет лучше, чем в треде.

>>100056880
>>100056880
Матушку вашу сношал намедни и она уверяла меня,что вы обладаете хорошим вкусом и умом - видать солгала и все такое прочее.

>>100057208
Лол, на самом деле меня просто взбесило повторение "и всё такое прочее".

>>100053117
Мне в детстве доставлял его стишок про тигра.

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?

Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней.

Тварь, покуда жизнь хватает,
Донести хребет должна,
И невидимым играет
Позвоночником волна.

Словно нежный хрящ ребенка,
Век младенческой земли.
Снова в жертву, как ягненка,
Темя жизни принесли.

Чтобы вырвать век из плена,
Чтобы новый мир начать,
Узловатых дней колена
Нужно флейтою связать.

Это век волну колышет
Человеческой тоской,
И в траве гадюка дышит
Мерой века золотой.

И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!

И с бессмысленной улыбкой
Вспять глядишь, жесток и слаб,
Словно зверь, когда-то гибкий,
На следы своих же лап.

Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей
И горячей рыбой мещет
В берег теплый хрящ морей.

И с высокой сетки птичьей,
От лазурных влажных глыб
Льется, льется безразличье
На смертельный твой ушиб.

>>100057147
Внемлите песне, короли!
Когда норвежец Гвин
Народов северной земли
Был грозный властелин,

В его владеньях нищету
Обкрадывала знать.
Овцу последнюю - и ту
Старалась отобрать.

"Не кормит нищая земля
Больных детей и жен.
Долой тирана-короля.
Пускай покинет трон!"

Проснулся Гордред между скал,
Тирана лютый враг,
И над землей затрепетал
Его мятежный стяг.

За ним идут сыны войны
Лавиною сплошной,
Как львы, сильны и голодны,
На промысел ночной.

Через холмы их путь лежит,
Их клич несется ввысь.
Оружья лязг и дробь копыт
В единый гул слились.

Идет толпа детей и жен
Из сел и деревень,
И яростью звучит их стон
В железный зимний день.

Звучит их стон, как волчий вой.
В ответ гудит земля.
Народ идет за головой
Тирана-короля.

От башни к башне мчится весть
По всей большой стране:
"Твоих противников не счесть.
Готовься, Гвин, к войне!"

Норвежец щит подъемлет свой
И витязей зовет,
Подобных туче грозовой,
В которой гром живет.

Как плиты, что стоймя стоят
На кладбище немом,
Стоит бойцов безмолвный ряд
Пред грозным королем.

Они стоят пред королем,
Недвижны, как гранит,
Но вот один взмахнул копьем,
И сталь о сталь звенит.

Оставил земледелец плуг,
Рабочий - молоток,
Сменил свирель свою пастух
На боевой рожок.

Король войска свои ведет,
Как грозный призрак тьмы,
Как ночь, которая несет
Дыхание чумы.

И колесницы и войска
Идут за королем,
Как грозовые облака,
Скрывающие гром.

- Остановитесь! - молвил Гвин
И указал вперед. -
Смотрите, Гордред-исполин
Навстречу нам идет!

Стоят два войска, как весы,
Послушные судьбе.
Король, последние часы
Отпущены тебе.

Настало время - и сошлись
Заклятых два врага,
И конница взметает ввысь
Сыпучие снега.

Вся содрогается земля
От грохота шагов.
Людская кровь поит поля -
И нет ей берегов.

Летают голод и нужда
Над грудой мертвых тел.
Как много горя и труда
Для тех, кто уцелел!

Король полки бросает в бой.
Сверкают их мечи
Лучом кометы огневой,
Блуждающей в ночи.

Живые падают во прах,
Как под серпом жнецов.
Другие бьются на костях
Бессчетных мертвецов.

Вот конь под всадником убит.
И падают, звеня,
Конь на коня, и шит на щит,
И на броню броня.

Устал кровавый бог войны.
Он сам от крови пьян.
Смердящий пар с полей страны
Восходит, как туман.

О, что ответят короли,
Представ на Страшный суд,
За души тех, что из земли
О мести вопиют!

Не две хвостатые звезды
Столкнулись меж собой,
Рассыпав звезды, как плоды
Из чаши голубой.

То Гордред, горный исполин,
Шагая по телам,
Настиг врага - и рухнул Гвин,
Разрублен пополам.

Исчезло воинство его.
Кто мог, живым ушел.
А кто остался, на того
Косматый сел орел.

А реки кровь и снег с полей
Умчали в океан,
Чтобы оплакал сыновей
Бурливый великан.

>>100057189
Может быть. А может быть тебе просто не нравится творчество Тютчева, а мне нравится.

>>100057278
Асадов очень даже неплохо пишет. Вот например.

Красоту увидеть в некрасивом,
Разглядеть в ручьях разливы рек!
Кто на дваче может быть счастливым,
Тот и впрямь счастливый человек!

>>100054131
Хорошо. Глубоко.
Ещё бы про ноктюрн.

Питер,
На мне привычные к ходьбе ноги
И старый свитер.
Питер,
Мое тело вырвалось из берлоги,
Сползло с дивана,
Послушать, как решетка Летнего сада
Звенит на ветру.
Питер,
Даже цари здесь когда-то вставали рано,
Бродить во главе парада.
Питер,
Мне надоело бестолковье телеэкрана —
Ленинград, мать его, точка. ру
Питер,
Здесь уже с утра наступает вечер.
Карамельные купола Спаса,
Расцветки моего матраца
Отражают
Милые сердцу уютные представления о рае,
Но мне умирать нечем.
Не мы, Питер нас выбирает,
Остальные живут в другом граде,
Бродят
В многоэтажном, тысячеглазом стаде,
С застрявшими в почках обломками Петрова камня.
Я когда-то там был и помню,
Как балансировать между парфюмом и вонью,
Но не верю уже весам я.
Питер,
Марсово поле,
Ленэнерго, белые сны без соли.
Питер,
Блокадник-кондитер,
Сыплющий черствые дольки счастья
В голодные рты.
У Вечного огня — тени,
Греют замерзшие руки.
Всклокоченные и непокорные бомжи,
Отражая звуки,
Становятся на колени
И вспарывают животы.
Банзай, Питер!
На постаменте Юпитер.
Суворов — слеза ребенка,
Приваренная к мечу.
Детские игры стали
Совокуплением крови и стали.
Верным слугам Империи
Даже Родина по плечу!
«Музыка весьма пользительна,
Особливо барабан,
помогает ходить строем».
На марше и под конвоем
Приподнимает дух
Этот подъемный кран.
Питер,
Вязь монархических литер,
Еще продолжает быть.
Sine me de me, без меня обо мне, битте,
Стоит ли говорить?
Питер,
Старый больной репетитор
Утюжит дурные и буйные, недоразвитые мозги,
Что через несколько лет прекращают мочиться в подъездах
И выступают на писательских съездах,
Посланцы степей и туманов
Азиаты суровой зги.
Питер,
Нева с пепельными лоскутьями льда,
Который ворохом старых писем
Стынет в темных взглядах прохожих.
Близость суровой смерти и ледяная вода
Делают нас моложе.
Я на Троицком мосту — всегда расту.
Питер —
Собаки, вороны, храмы.
Проходняки от БГ до Ламы.
На рекламном щите с кокотством,
Какая-то юная дева,
С бананами и утюгами.
Буржуазная королева
Констатирует наше с тобой физическое уродство.
Питер,
А где-то цветут заморские страны.
Обдолбанные афроамериканцы,
В объятиях нирваны,
На Hollywood avenue
Требуют только одно — увеличенное меню.
А мы там всегда засранцы,
Мы печальное этих стран отражение,
Мы — гамлетовская тень, вытекающая из раны,
Мы — поражение любой европейской идеи,
Выползешь на Бродвей, и мысль в башке:
«Иде я?!»
Мы слыхали про политкорректность,
Но то, что дозволено Юпитеру,
Не разрешено быку.
Олухи уплотнительных застроек
В бетонном соку
С упоением вытирают ноги
О ржавый фасад города —
Растреллиевское ку-ка-ре-ку.
Питер —
Конец природы,
Всплески крутой свободы,
Выкидыши и роды,
Горький в чаду машин.
Век на плечах.
Соцреализм — чугунный, пустой кувшин,
Соцреализм — пепел в надгробных речах,
Картины типа «Большая уха на Селигере»,
Пьесы типа «Сталевары» —
Пылятся на площадях эти антикварные пионеры
Революционного перегара.
Питер,
Не пересыхающий мой литр.
Выпивать здесь всегда красиво.
Романтизм, ар-деко, барокко.
Прет классическая перспектива
Альтернативой подпольного рока.
Пили Герцен и Достоевский,
Исторический овердрайв,
Как Распутин блевал на Невский,
Голося: «Rock’n Roll is live!».
Питер,
Проясняет случайность твоего существования.
Питер — экзистенциальная и метафизическая свобода.
А если проще — никому ты здесь на хрен не нужен,
Не вписывается твоя гармонь
В его симфоническую партитуру.
Этот конь,
В пространстве, изнасилованном архитектурой,
Поедает тебя на ужин.
И поэтому здесь уже не существует народа
В понимании объема нации.
Здесь каждый, если хотите, инопланетного рода.
Пассионарят лишь скинхеды-наци, и
На каждое их «бля» —
Одиночество твоего «я».
Питер, Питер,
Я устал,
Я устал,
Я устал от плевел отделять зерно,
Я устал от гнилой контркультуры,
От попсовой своей натуры,
От «Тойот», «Жигулей» и «Рено»,
Я устал
На-гора выдавать говно,
Я устал наблюдать в метели
Эротизм Петропавловской щели.
Я устал жить во тьме, в бреду.
Вечно в очереди, нулем в ряду.
И хоть мучит меня бессилье,
Я не с «Единой Россией».
Я пространство люблю не хором,
Интонирую частным взором.
Ведь ты тоже индивидуалист, Питер,
И мы кладем на них всех с прибором.

>>100056991
Я таки считаю, что отписывать то как гг становился отшельником за не надобностью Пушкин отказался. Ты же не хочешь сказать, что у лирического героя вообще никогда ничего не было. Будучи нищим, или изначально святым, ему бы небыло нужды суваться в пустыню.

Всё стихотворение по мне делится на 2 части.

1."Духовной жаждою томим
В пустыне жалкой я влачился"(из за духовной жажды я влачил жалкое существование)
2. "Много красивых слов о божественном снисхождении."

>>100057438
Ноктюрн уж очень известен. Но держите.

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

>>100054131
Лучший поэт России после 17 года.

>>100057205
Вот первый

Жестокие реалии...

Наш мир до ужаса ужасен.
Мы до ничтожества ничтожны.
Мы пребываем в темном царстве,
По существу мы одиноки...
Комплементарность-это чудо.
Но в этом есть свои изъяны.
Мы ищем тех,кто нас полюбит. 
Мы ищем тех,кто будет рядом.
Мы-большинство,мы-это сила.
Но к "мы" себя не причисляю:
Я не искала никогда предмет для страсти и свиданий.
Всецело отдалась судьбе.
Нет,ничего не 
предвкушала.
И повторяла каждый день:
Всё это странно,девиантно...
Немало времени прошло...
И нечто в жизни изменилось.
Доселе темное нутро
Лучом Надежды осветилось.
Тот Луч Надежды уникален:
Он излучает кванты света, 
Он,безусловно,гениален.
Он для меня вдруг стал Вселенной.
Абсурд...но сложно мне сдержать всё то, что дух мой разъедает.
Как жаль,что Он так далеко.
Как жаль,что многого не знает.
Я не жалею ни о чем.
Я только мир наш проклинаю.
Он мерзок,чужд,ужасен,глуп.
Он индивидов поглощает.
И я,наверное, бы тоже с ума сошла-не отрицаю.
Но Луч Надежды в темном царстве всецело я боготворяю...

Хохлы - не люди ИТТ

Не лицемірити, не чванитись пихато,
Не дуракам пускати в очі дим,
Не з мудрим виглядом зазублені цитати
Вигукувати голосом худим, -

Я не цього бажаю, не папуга,
Щоб віддаватись цьому ремеслу.
Я хочу правді бути вічним другом
І ворогом одвічним злу.

>>100056817
Как в детстве с отцом заучивал, и читал каждую весну, в капель...эх
Перечитал, и как-будто вернулся в прошлое

>>100057591

>>100057512
Есть на примете годные трактовки этого стихотворения?

>>100057591
КАМЕНЯРІ

Я бачив дивний сон. Немов передо мною
Безмірна, та пуста, і дика площина,
І я,прикований ланцем залізним, стою
Під височенною гранітною скалою,
А далі тисячі таких самих, як я.

У кождого чоло життя і жаль порили,
І в оці кождого горить любові жар,
І руки в кождого ланці, мов гадь, обвили,
І плечі кождого додолу ся схилили,
Бо давить всіх один страшний якийсь тягар.

У кождого в руках тяжкий залізний молот,
І голос сильний нам згори, як грім, гримить:
"Лупайте сю скалу! Нехай ні жар, ні холод
Не спинить вас! Зносіть і труд, і спрагу, й голод,
Бо вам призначено скалу сесю розбить."

І всі ми, як один, підняли вгору руки,
І тисяч молотів о камінь загуло,
І в тисячні боки розприскалися штуки
Та відривки скали; ми з силою розпуки
Раз по раз гримали о кам'яне чоло.

Мов водопаду рев, мов битви гук кривавий,
Так наші молоти гриміли раз у раз;
І п'ядь за п'ядею ми місця здобували;
Хоч не одного там калічили ті скали,
Ми далі йшли, ніщо не спинювало нас.

І кождий з нас те знав, що слави нам не буде,
Ні пам'яті в людей за сей кривавий труд,
Що аж тоді підуть по сій дорозі люди,
Як ми проб'єм її та вирівняєм всюди,
Як наші кості тут під нею зогниють.

Та слави людської зовсім ми не бажали,
Бо не герої ми і не богатирі.
Ні, ми невольники, хоч добровільно взяли
На себе пута. Ми рабами волі стали:
На шляху поступу ми лиш каменярі.

І всі ми вірили, що своїми руками
Розіб'ємо скалу, роздробимо граніт,
Що кров'ю власною і власними кістками
Твердий змуруємо гостинець і за нами
Прийде нове життя, добро нове у світ.

І знали ми, що там далеко десь у світі,
Який ми кинули для праці, поту й пут,
За нами сльози ллють мами, жінки і діти,
Що други й недруги, гнівнії та сердиті,
І нас, і намір наш, і діло те кленуть.

Ми знали се, і в нас не раз душа боліла,
І серце рвалося, і груди жаль стискав;
Та сльози, ані жаль, ні біль пекучий тіла,
Ані прокляття нас не відтягли від діла,
І молота ніхто із рук не випускав.

Отак ми всі йдемо, в одну громаду скуті
Святою думкою, а молоти в руках.
Нехай прокляті ми і світом позабуті!
Ми ломимор скалу, рівняєм правді путі,
І щастя всіх прийде по наших аж кістках.
На самом деле Франко считал себя Русином, как и Леся.

>>100057557
Тня открыла для себя тезаурус, как мило!

>>100057684
Думи мої, думи мої,
Лихо мені з вами!
Нащо стали на папері
Сумними рядами?..
Чом вас вітер не розвіяв
В степу, як пилину?
Чом вас лихо не приспало,
Як свою дитину?..

Бо вас лихо на світ на сміх породило,
Поливали сльози... чом не затопили,
Не винесли в море, не розмили в полі?.
Не питали б люде, що в мене болить,
Не питали б, за що проклинаю долю,
Чого нуджу світом? «Нічого робить»,—
Не сказали б на сміх...

Квіти мої, діти!
Нащо ж вас кохав я, нащо доглядав?
Чи заплаче серце одно на всім світі,
Як я з вами плакав?.. Може, і вгадав...
Може, найдеться дівоче
Серце, карі очі,
Що заплачуть на сі думи,—
Я більше не хочу.
Одну сльозу з очей карих —
І пан над панами!
Думи мої, думи мої,
Лихо мені з вами!

За карії оченята,
За чорнії брови
Серце рвалося, сміялось,
Виливало мову,
Виливало, як уміло,
За темнії ночі,
За вишневий сад зелений,
За ласки дівочі...
За степи та за могили,
Що на Україні,
Серце мліло, не хотіло
Співать на чужині...
Не хотілось в снігу, в лісі,
Козацьку громаду
З булавами, з бунчугами
Збирать на пораду.
Нехай душі козацькії
В Украйні витають —
Там широко, там весело
Од краю до краю...
Як та воля, що минулась,
Дніпр широкий — море,
Степ і степ, ревуть пороги,
І могили — гори,—
Там родилась, гарцювала
Козацькая воля;
Там шляхтою, татарами
Засідала поле,
Засівала трупом поле,
Поки не остило...
Лягла спочить... А тим часом
Виросла могила,
А над нею орел чорний
Сторожем літає,
І про неї добрим людям
Кобзарі співають,
Все співають, як діялось,
Сліпі небораки,—
Бо дотепні... А я... а я
Тілько вмію плакать,
Тілько сльози за Украйну...
А слова — немає...
А за лихо... Та цур йому!
Хто його не знає!
А надто той, що дивиться
На людей душою,—
Пекло йому на сім світі,
А на тім...
Журбою
Не накличу собі долі,
Коли так не маю.
Нехай злидні живуть три дні
Я їх заховаю,
Заховаю змію люту
Коло свого серця,
Щоб вороги не бачили,
Як лихо сміється...
Нехай думка, як той ворон,
Літає та кряче,
А серденько соловейком
Щебече та плаче
Нишком — люди не побачать,
То й не засміються...
Не втирайте ж мої сльози,
Нехай собі ллються,
Чуже поле поливають
Щодня і щоночі,
Поки, поки... не засиплють
Чужим піском очі...
Отаке-то... А що робить?
Журба не поможе.
Хто ж сироті завидує —
Карай того, боже!

Думи мої, думи мої,
Квіти мої, діти!
Виростав вас, доглядав вас,—
Де ж мені вас діти?
В Україну ідіть, діти!
В нашу Україну,
Попідтинню, сиротами,

А я — тут загину.
Там найдете щире серце
І слово ласкаве,
Там найдете щиру правду,
А ще, може, й славу...

Привітай же, моя ненько,
Моя Україно,
Моїх діток нерозумних,
Як свою дитину.

[1839, С.-Петербург]

>>100057466
> Я таки считаю, что отписывать то как гг становился отшельником за не надобностью Пушкин отказался.
Это бы убрало неоднозначность из стихотворения. А сделать это можно было парой слов, но сделано не было. Значит потеря либо не имеет значения для смысла, либо её не было вовсе, а как ты и сказал, это был нищий изначально. И почему же нищему не стоит суваться в пустыню? Может он в другой город шёл.

Кто любит прачку, кто любит маркизу, У каждого свой дурман,—
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас — осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой,—
Смешна любовь напоказ!
Но все ж тайком от матери строгой Она прибегает не раз.

Свою мандолину снимаю со стенки, Кручу залихватски ус...
Я отдал ей все: портрет Короленки
И нитку зеленых бус.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
Грызем соленый миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу, Нас греет русская шаль.

А Лизин кот, прокравшись за нею, Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнувши шею, Садится пред нами на стол.

Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель...
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу — газель.

Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека, Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы, Раскрылась створка дверей...
И Лиза уходит, потупив ресницы,
За матерью строгой своей.

На старом столе перевернуты книги, Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
И стул опрокинут в углу.

Для ясности, после ее ухода,
Я все-таки должен сказать,
Что Лизе — три с половиною года... Зачем нам правду скрывать?

>>100053004 (OP)
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.

Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила,
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.

Яд каплет сквозь его кору,
К полудню растопясь от зною,
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.

К нему и птица не летит,
И тигр нейдет: лишь вихорь черный
На древо смерти набежит —
И мчится прочь, уже тлетворный.

И если туча оросит,
Блуждая, лист его дремучий,
С его ветвей, уж ядовит,
Стекает дождь в песок горючий.

Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.

Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;

Принес — и ослабел и лег
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.

А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.

>>100057683
Маяковский любил города. Это обычное описание города, вывесок, труб.

Игорь Губерман

Бывает проснешься, как птица
Крылатой пружиной на взводе,
И хочется жить и трудиться...
Но к завтраку это проходит.

>>100057741
Якби ви знали, паничі,

Де люде плачуть живучи,

То ви б елегій не творили

Та марне Бога б не хвалили,

На наші сльози сміючись.

За що, не знаю, називають

Хатину в гаї тихим раєм.

Я в хаті мучився колись,

Мої там сльози пролились,

Найперші сльози; я не знаю,

Чи єсть у Бога люте зло!

Що б у тій хаті не жило?

А хату раєм називають!


Не називаю її раєм,

Тії хатиночки у гаї

Над чистим ставом край села.

Мене там мати повила

І, повиваючи, співала,

Свою нудьгу переливала

В свою дитину... В тім гаю,

У тій хатині, у раю,

Я бачив пекло... Там неволя,

Робота тяжкая, ніколи

І помолитись не дають.

Там матір добрую мою,

Ще молодую, у могилу

Нужда та праця положила.

Там батько, плачучи з дітьми

(А ми малі були і голі),

Не витерпів лихої долі,

Умер на панщині!.. А ми

Розлізлися межи людьми,

Мов мишенята. Я до школи —

Носити воду школярам. /223/

Брати на панщину ходили,

Поки лоби їм поголили!

А сестри! сестри! Горе вам,

Мої голубки молодії,

Для кого в світі живете?

Ви в наймах виросли чужії,

У наймах коси побіліють,

У наймах, сестри, й умрете!


Мені аж страшно, як згадаю

Оту хатину край села!

Такії, Боже наш, діла

Ми творимо у нашім раї

На праведній Твоїй землі!

Ми в раї пекло розвели,

А в Тебе другого благаєм,

З братами тихо живемо,

Лани братами оремо

І їх сльозами поливаєм.

А може, й те ще... Ні, не знаю,

А так здається... сам єси...

(Бо без Твоєї, Боже, волі

Ми б не нудились в раї голі).

А може, й Сам на небесі

Смієшся, батечку, над нами

Та, може, радишся з панами,

Як править миром! Бо дивись,

Он гай зелений похиливсь,

А он з-за гаю виглядає

Ставок, неначе полотно,

А верби геть понад ставом

Тихесенько собі купають

Зелені віти... Правда, рай?

А подивися та спитай!

Що там твориться, у тім раї!

Звичайне, радость та хвала!

Тобі, єдиному, святому,

За дивнії Твої діла?

Отим-бо й ба! Хвали нікому,

А кров, та сльози, та хула,

Хула всьому! Ні, ні, нічого

Нема святого на землі...

Мені здається, що й самого

Тебе вже люди прокляли!

>>100057782
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Лев, проходя на водопой,
Съел по ошибке почтальона.
И что же? Он теперь грустит,
Грустит, несчастный, и скучает:
Хотя он очень, очень сыт,
Но писем он не получает.

>>100057746
Ну он духовной жаждою томим отправился в другой город? Тогда серафим там вообще не к месту, вербуют левых гражданских понимаете ли.

Наше всё.

БЕСЫ

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин...
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!

«Эй, пошел, ямщик!..» — «Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.

Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон — теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой».

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали... «Что там в поле?» —
«Кто их знает? пень иль волк?»

Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин...
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.

Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...

Бесит, что разные маргиналы часто цитируют первую строчку

Я люблю смотреть, как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?
А я —
в читальне улиц —
так часто перелистывал гро̀ба том.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
и забитый забор,
и с каплями ливня на лысине купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу, Христос из иконы бежал,
хитона оветренный край
целовала, плача, слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть:
"Солнце!
Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой
в божницу уродца века!
Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!"

>>100057686
Поясни

>>100057879
А почему нет? Мало скитальцев в истории что ли?
Да серафимов частенько любили приплетать. Что не герой, то с серафимом братается.
А тем более - это же Пушкин. Как Пушкин и без попыток всё увеличить, добавить пафоса и прочего?

Борис Пастернак, Гамлет

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю Твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.

>>100057944
Я ебал твою мамашу
И мамашу я ебал
И твою мамашу тоже
В жопу, в рот, в тугой анал.

Ненавижу, блядь.

>>100057512
Еще, если Вас не затруднит.

>>100058107
Пастернак для петухов.

>>100058013
Лол, я люблю цитировать первую строчку, дабы разрывать пердаки.

>>100058024
Стих кажется мне набором слов надёрганных из словаря и приправленных немудрёными рифмами.

>>100058135
Снимайте сажу когда заходите в приличное помещение с просьбой, пожалуйста.

>>100058129
Бес в треде, все в рай.

>>100058158
авторитетное мнение

>>100053004 (OP)
>>100053004 (OP)
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН ПРО РАШКУ

Снова пьют здесь, дерутся и плачут
Под гармоники желтую грусть.
Проклинают свои неудачи,
Вспоминают московскую Русь.
И я сам, опустясь головою,
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть в лицо роковое,
Чтоб подумать хоть миг об ином.

Что-то всеми навек утрачено.
Май мой синий! Июнь голубой!
Не с того ль так чадит мертвячиной
Над пропащею этой гульбой.

Ах, сегодня так весело россам,
Самогонного спирта - река.
Гармонист с провалившимся носом
Им про Волгу поет и про Чека.

Что-то злое во взорах безумных,
Непокорное в громких речах.
Жалко им тех дурашливых, юных,
Что сгубили свою жизнь сгоряча.

Где ж вы те, что ушли далече?
Ярко ль светят вам наши лучи?
Гармонист спиртом сифилис лечит,
Что в киргизских степях получил.

Нет! таких не подмять, не рассеять.
Бесшабашность им гнилью дана.
Ты, Рассея моя... Рас... сея...
Азиатская сторона!

>>100058172
Я загуглил тезаурус, там что-то про ИИ.
Есть ещё два стиха, закинуть? Кстати, на том форуме стихоплетов у неё хорошие отзывы

Трусоват был Ваня бедный:
Раз он позднею порой,
Весь в поту, от страха бледный,
Чрез кладбище шел домой.

Бедный Ваня еле дышит,
Спотыкаясь, чуть бредет
По могилам; вдруг он слышит,—
Кто-то кость, ворча, грызет.

Ваня стал;— шагнуть не может.
«Боже!— думает бедняк,—
Это, верно, кости гложет
Красногубый вурдалак.

Горе! малый я не сильный;
Съест упырь меня совсем,
Если сам земли могильной
Я с молитвою не съем».

Что же? вместо вурдалака
(Вы представьте Вани злость!) —
В темноте пред ним собака
На могиле гложет кость.

>>100058172
>>100057557
От себя могу сказать: Выглядит как стих заплаканной 14-летней девочки. Это не очень умело скрывается за кучей ненужные терминов. Но при всём при этом, написано очень и очень легко для восприятия, читается на одном дыхании, конкретно в этом чувствуется профессионализм/талант.

>>100058135
Держи. Правда это пиздострадания по тянучке, но уж очень близки.


Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
Слушай,
всевышний инквизитор!

Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только -
слышишь! -
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!

Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

>>100058310

Аббатство помнит древние годы,
Его капелла тешит глаз,
А дамы, что пленяли нас,
Сошли под сводчатые своды
Старинных склепов.
Охапки скошенного сена
Укутал саван соли,
И колокол, глас боли,
Печален, как монах смиренный.
И так же одинок.
Но паче девственницы сонной
И всяческих чудес
Сияют чары
Одной из друидесс,
А кот ее чарует солнце.

Жан ль'Аскюз

>>100058192
Ах, прискорбно извините, сажа необъяснимо приклеилась к моему посту, прошу Вашего Величайшего снисхождения.

O the valley in the summer where I and my John
Beside the deep river would walk on and on
While the flowers at our feet and the birds up above
Argued so sweetly on reciprocal love,
And I leaned on his shoulder; 'O Johnny, let's play':
But he frowned like thunder and he went away.

O that Friday near Christmas as I well recall
When we went to the Charity Matinee Ball,
The floor was so smooth and the band was so loud
And Johnny so handsome I felt so proud;
'Squeeze me tighter, dear Johnny, let's dance till it's day':
But he frowned like thunder and he went away.

Shall I ever forget at the Grand Opera
When music poured out of each wonderful star?
Diamonds and pearls they hung dazzling down
Over each silver and golden silk gown;
'O John I'm in heaven,' I whispered to say:
But he frowned like thunder and he went away.

O but he was fair as a garden in flower,
As slender and tall as the great Eiffel Tower,
When the waltz throbbed out on the long promenade
O his eyes and his smile they went straight to my heart;
'O marry me, Johnny, I'll love and obey':
But he frowned like thunder and he went away.

O last night I dreamed of you, Johnny, my lover,
You'd the sun on one arm and the moon on the other,
The sea it was blue and the grass it was green,
Every star rattled a round tambourine;
Ten thousand miles deep in a pit there I lay:
But you frowned like thunder and you went away.

>>100058305
Кидай, чего уж там.

>>100058427
Извинения приняты, присаживайтесь дорогой друг. Вот, взгляните это выступление пожалуйста.
http://www.youtube.com/watch?v=Hz58EQsGw6A

>>100058370
Ей 16 было и депрессняков овердохуя. Читать это невозможно сипервых строк из-за тавтологии

СТИВЕНСОН ИТТ, МАРШ ПОД ШКОНАРИ
Снасти обледенели, на палубах сущий каток,
Шкоты впиваются в руки, ветер сбивает с ног --
С ночи норд-вест поднялся и нас под утро загнал
В залив, где кипят буруны между клыками скал.
Бешеный рев прибоя донесся до нас из тьмы,
Но только с рассветом мы поняли, в какой передряге мы.
"Свистать всех наверх!" По палубе мотало нас взад-вперед,
Но мы поставили топсель и стали искать проход.
Весь день мы тянули шкоты и шли на Северный мыс,
Весь день мы меняли галсы и к Южному вспять неслись.
Весь день мы зазря ладони рвали о мерзлую снасть,
Чтоб не угробить судно да и самшм не пропасть.
Мы избегали Южяого, где волны ревут меж скал,
И с каждым маневром Северный рывком перед нами вставал.
Мы видели камни, и домики, и взвившийся ввысь прибой,
И пограничного стражника на крыльце с подзорной трубой.
Белей океанской пены крыши мороз белил,
Жарко сияли окна, дым из печей валил,
Доброе красное пламя трещало по всем очагам,
Мы слышали запах обеда, или это казалось нам.
На колокольне радостно гудели колокола --
В церковке нашей служба рождественская была.
Я должен открыть вам, что беды напали на нас с Рождеством
И что дом за домиком стражника был мой отеческий дом.
Я видел родную столовую, где тихий шел разговор,
Блики огня золотили старый знакомый фарфор;
Я видел старенькой мамы серебряные очки
И такие же точно серебряные отца седые виски.
Я знаю, о чем толкуют родители по вечерам, --
О тени дома, о сыне, скитающемся по морям.
Какими простыми и верными казались мне их слова,
Мне, выбиравшему шкоты в светлый день Рождества!
Вспыхнул маяк на мысе, пронзив вечерний туман.
"Отдать все рифы на брамселе!" -- скомандовал капитан.
Первый помощник воскликнул: "Но корабль не выдержит, нет!"
"Возможно. А может, и выдержит", -- был спокойный ответ.
И вот корабль накренился, и, словно все оценив,
Он точно пошел по ветру в узкий бурный пролив.
День штормовой кончался на склонах зимней земли;
Мы вырвались из залива и под маяком прошли.
И, когда на открытое море нацелился нос корабля,
Все облегченно вздохнули, все, -- но только не я.
Я думал в черном порыве раскаянья и тоски,
Что удаляюсь от дома, где стареют мои старики.

>>100058427
Держи еще отрывок.

Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!
Меня одного сквозь горящие здания
проститутки, как святыню, на руках понесут
и покажут богу в свое оправдание.

И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова - судороги, слипшиеся комом;
и побежит по небу с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.

>>100058576
> Ей 16 было и депрессняков овердохуя.
Толстая и прыщавая?

Одна из ранних басен XVIII в. Автор неизвестен.

Случилося козе зайти когда-то в лес.

Навстречу — бес

Попался животине.

По едакой причине

Коза тряхнула,

Хвостом махнула,

Вернула рожками,

Прыгнула ножками

И ненарочно,

Только точно попала к чорту на елдак

И слезть с него не знала как.

С такого страху

Усрела рубаху.

Вертит дырой —

У чорта хуй сырой,

Ебет как пишет,

Коза чуть дышит,

Визжит, блеет и серит,

А чорт ни в чем козе не верит,

К мудам подвигает

И прижимает.

Наебся бес

И скрылся в лес.

На козий крик

Сбежались вмиг

Все звери, и медведь

Стал козу еть.

Еб волк ее и заяц,

Потом Зосима-старец

И все монахи

С сермяжными рубахи.

Потом гады и птицы

В пизду козе совали спицы.

>>100058511
Увы,всё в мире нашем тленно...

Увы,всё в мире нашем тленно.
И тленен прежде человек. 
Не существует 
бесконечно
Всё то,что дарит людям свет...
Материя отнюдь не вечна, 
Она уходит сквозь века.
Но я не замечаю это...
На жизнь смотрю иначе я.
Я не любитель откровений,прямолинейность презираю
И сквозь витиеватость речи я свою душу обличаю.
Мне абсолютно чужда тленность всей той материи вокруг,
И я бы променяла вечность на день с тобою, милый друг.
Меня пугают мои думы
и состояние души.
Я так страшусь одной лишь мысли о том,
Что тленен мир любви...
Твердят:бывают исключения.
Но я поверить не могу.
Все чувства вскоре иссякают-твержу сто раз себе на дню.
Зачем я душу изливаю?
Зачем я глупости несу?
Зачем я тленность презираю и сии странности пишу? 
Ответ один, он очевиден.
Но я боюсь себе признаться...
Я до сих пор не верю в то,что заставляет сердце биться.
Я вижу,как пучина чувств меня безжалостно съедает.
Я ей всецело отдаюсь,беспрекословно подчиняюсь.
И эти чувства для меня так неожиданно возникли...
Как жаль,что тленны и они, 
А я успела к ним привыкнуть...

>>100058377
Нет, мне интересен только сильный Маяковский.
Все его эти сопли умерли вместе с ним.

>>100058668
Анарексичка

>>100058868
Твоя еот, а ?

>>100055648
Мне больше нравиться в этом переводе

И Некто, меч подняв, мне предсказал с презреньем:
В безвестность канешь ты, ничтожный, поделом —
Подточен праздностью, бесплодным самомненьем,
В грядущем ты вкусишь лишь горесть о былом.
В тебе прокиснет кровь простосердечных дедов —
В убогом отпрыске их мощь истощена;
На жизнь, ее златых триумфов не изведав,
Ты будешь, как больной, дивиться из окна.
И нервы съежатся: ни счастья, ни страданий,
И скука въестся в плоть: чуть начал — и устал;
Твой лоб надгробием придавит рой мечтаний,
И поселится страх во мгле ночных зеркал.
Бежать бы от себя!.. Ах, если б!.. Но усталость
Уж отпечатала неизгладимый след;
Чужая и своя томительная вялость
Нальет свинцом твой мозг и размягчит скелет.
Пройдешь, с порывами отважных незнакомый,
Ты по земле один; твой не зажжется взгляд
Сияньем их надежд,— и радостные громы
Вдали, не для тебя, победно прогремят.

>>100058868
Миленькая, но в голове насрано.

>>100058891
Моя Тульпа

И мне, автора знаешь?

>>100058935
Как будто в твоей не насрано

>>100058990
Насрано, но стихов я не пишу - стыдно, что в голове говно.

>>100058829
Ничто не умерло. Сопли его, увы, вся жизнь. Знаешь как Лиля говорила?
«Пусть помучается — ему полезно. Помучается и стих хороший напишет»


Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен,—
а самое страшное
видели —
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?

>>100059053
зато хуйню тут пишеь

>>100059053
Я писал однажды в треде криворуких поэтов, но получалось не лучше чем у тп. Чтоб заебись написать, это надо сидеть часами и стараться на всю катушку. Но чет мотивации нет

>>100059205
Да хуй с ним, пусть пишет

И чувствую —
«я»
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо.
Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,—
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.

Это время -
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово -
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.

Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.

>>100059132
Как вообще эту посредственность можно читать?

>>100059332
Очень просто, становишься мной, и читаешь.

Киплинг
Далеко ушли едва ли
Мы от тех, что попирали
Пяткой ледниковые холмы.
Тот, кто лучший лук носил,-
Всех других поработил,
Точно так же, как сегодня мы.
Тот, кто первый в их роду
Мамонта убил на льду,
Стал хозяином звериных троп.
Он украл чужой челнок,
Он сожрал чужой чеснок,
Умер - и зацапал лучший гроб.
А когда какой-то гость
Изукрасил резьбой кость -
Эту кость у гостя выкрал он,
Отдал вице-королю,
И король сказал: "Хвалю!"
Был уже тогда такой закон.
Как у нас - все шито-крыто,
Жулики и фавориты
Ели из казенного корыта.
И секрет, что был закрыт
У подножья пирамид,
Только в том и состоит,
Что подрядчик, хотя он
Уважал весьма закон,
Облегчил Хеопса на мильон.
А Иосиф тоже был
Жуликом по мере сил.
Зря, что ль, провиантом ведал он?
Так что все, что я спою
Вам про Индию мою,
Тыщу лет не удивляет никого -
Так уж сделан человек.
Ныне, присно и вовек
Царствует над миром воровство.


Посвящается куклоебам
Жил-был дурак. Он молился всерьез
(Впрочем, как Вы и Я)
Тряпкам, костям и пучку волос -
Все это пустою бабой звалось,
Но дурак ее звал Королевой Роз
(Впрочем, как Вы и Я).

О, года, что ушли в никуда, что ушли,
Головы и рук наших труд -
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Что дурак растранжирил, всего и не счесть
(Впрочем, как Вы и Я) -
Будущность, веру, деньги и честь.
Но леди вдвое могла бы съесть,
А дурак -на то он дурак и есть
(Впрочем, как Вы и Я).

О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут,-
Все съела она, не хотевшая знать
(А теперь-то мы знаем - не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут.

Когда леди ему отставку дала
(Впрочем, как Вам и Мне),
Видит Бог! Она сделала все, что могла!
Но дурак не приставил к виску ствола.
Он жив. Хотя жизнь ему не мила.
(Впрочем, как Вам и Мне.)

В этот раз не стыд его спас, не стыд,
Не упреки, которые жгут,-
Он просто узнал, что не знает она,
Что не знала она и что знать она
Ни черта не могла тут.
*
Когда в пустыне весна цветет,
Караваны идут сквозь Хайберский проход.
Верблюды худы, но корзины тучны,
Вьюки переполнены, пусты мошны,
Засыпаны снегом, долгие дни
Спускаются с Севера в город они.

Была бирюзовой и хрупкой тьма,
Караван отдыхал у подножья холма
Над кухней стоял синеватый дымок,
И о гвозди палатки стучал молоток,
И косматые кони кое-где
Тянули веревки свои к еде,
И верблюды, глухой издавая звук,
Растянулись на четверть мили на Юг,
И персидские кошки сквозь сизый мрак
Фыркали злобно с тюков на собак,
Торопили обед то там, то тут,
И мерцали огни у форта Джемруд.
И несся на крыльях ночных ветров
Запах верблюдов, курений, ковров,
Дым, голоса и звук копыт,
Говоря, что Хайберский торг не спит.
Громко кипел мясной котел.
Отточили ножи - и я пришел
К погонщику мулов Магбуб-Али,
Который уздечки чинил вдали
И полон был сплетен со всей земли.
Добрый Магбуб-Али говорит:
"Лучше беседа, когда ты сыт".
Опустили мы руки, как мудрецы,
В коричневый соус из жирной овцы,
И тот, кто не ел из того котла,
Не умеет добра отличить от зла.

Мы сняли с бород бараний жир,
Легли на ковры, и наполнил нас мир,
На Север скользил разговор и на Юг,
И дым ему вслед посылал чубук.

Великие вещи, все, как одна:
Женщины, Лошади, Власть и Война.
О войне мы сказали немало слов,
Я слышал вести с русских постов:
Наточенный меч, а речи что мед,
Часовой в шинели средь тихих болот.
И Магбуб-Али глаза опустил,
Как тот, кто намерен басни плести,
И молвил: "О русских что скажешь, друг?
Когда ночь идет, все серо вокруг.
Но мы ждем, чтобы сумрак ночи исчез
В утреннем зареве алых небес.
Прилично ли, мудро ли, так повторю,
О врагах Царя говорить Царю?
Мы знаем, что скрыли Небо и Ад,
Но в душу Царя не проникнет взгляд.
Незваного друга проклял бог,
Вали Дад подтвердить бы это мог".

Был отец его щедр на слова и дела,
Кудахчущей курицей мать была,
И младенец рос среди стариков
И наследовал горе несчетных слов
И с ним безумье, - и вот дерзнул
Ждать, что его почтит Кабул.
Побывал далеко честолюбец тот,
На границе, где серых шинелей взвод.

Я тоже там был, но я счастлив,
Ничего не видал, молчал - и жив.
Как дыханье, ловил он молвы полет,
Что "этот знает", что "молвил тот",
Басни, что мчались из уст к устам,
О серых шинелях, идущих к нам,
Я слышал тоже, но эта молва
Исчезает весной, как сухая трава.

Богом забыт, нетерпеньем объят,
Обратно в столицу скакал Вали Дад,
В полный Дурбар, где был весь двор,
И с Вождем Войны Царь вел разговор.
Густую толпу растолкал он плечом
И, о чем слыхал, рассказал о том.
Красный Вождь улыбнулся - ни дать ни взять
Так на лепет сына смеется мать,
Но тот, кто б смеялся, смеялся зря
Перед темным, как смерть, лицом Царя.
Нехорошо, придя в Дурбар,
Голосить о войне, как будто пожар.
К цветущей айве на старый вал
Его он отвел и там сказал
"Будут хвалить тебя вновь и вновь,
Доколе за сталью следует кровь
Русский идет с войной впереди.
Ты осторожен. Так ты и жди!
Смотри, чтоб на дереве ты не заснул,
Будет недолгим твой караул.
Русский идет, говоришь ты, на нас.
Будет, наверно, он здесь через час.
Жди, карауль! А завидишь гостей,
Громче зови моих людей".

Прилично ли, мудро ли, так повторю,
О его врагах говорить Царю?
Стража, чтоб он не сбежал, стерегла,
Двадцать штыков - вокруг ствола.
И сыпался цвет, как снежинки, бел,
Когда, содрогаясь, он вниз глядел.
И волею бога - велик он один! -
Семь дней над судьбою он был господин.
Потом обезумел; со слов людей,
Он прыгал медведем среди ветвей,
И ленивцем потом, и сорвался вниз,
И, стеная, летучей мышью повис.
Развязалась веревка вокруг руки,
Он упал, и поймали его штыки.
Прилично ли, мудро ли, так повторю,
О врагах Царя говорить Царю?
Мы знаем, что скрыли Небо и Ад,
Но в душу Царя не проникнет взгляд.
Кто слышал о серых шинелях, друг?
Когда ночь идет, все серо вокруг.
Великие вещи, две, как одна:
Во-первых - Любовь, во-вторых - Война,
Но конец Войны затерялся в крови -
Мое сердце, давай говорить о Любви!

>>100059332
И тут посыпалось множество аргументов, примеров, что все аж охуели но на деле ты просто сольёшься со словами «ой, всё»

>>100059332

>>100059328
Да, спасибо. Помнил что в стихотворении про Пушкина есть какая-то годнота, но какая не вспомнил. Последний абзац.

>>100059417
Быстро
Решительно
Уебывай
С двача!

>>100059416
Антуан, у Киплинга есть стихотворение про то как солдат поссать ходил. Не помнишь? А то я найти не могу.

>>100059480
Виктор Мари Гюго
Ты видишь, как между суровых скал
Застыли макушки елей?
Словно раскинул рога марал,
Словно клок шерсти топорщиться стал
На голове оленьей.

Там, среди елей, во мраке живёт
Тигр, запятнанный кровью,
Там львица, что маленьких львят стережёт,
Гиены, шакалы и дикий кот,
Там леопарда становье.

Свирепые чудища водятся там:
Разящие ядом и взглядом.
И толстый, уродливый гиппопотам,
Огромный удав. И по временам
Ствол дерева кажется гадом.

Там встретит орлан, что визгливо кричит,
И злобных мартышек стая.
Змея ненавистно вослед зашипит,
И слон угрожающе вдруг протрубит,
Кусты на ходу ломая.

Из каждой пещеры доносится вой,
Сверкают глаза отовсюду.
Лес полон чудовищ. Зловещей ордой
Рычат и ревут они наперебой
На горе окрестному люду.

Босой, одинокий – себя мне не жаль –
Отправлюсь-ка в страшную чащу,
Чем жить подле нежной своей Нурмагаль,
Чьи волосы рыжие точно сусаль,
Чей голос всей патоки слаще.

>>100059480
>в стихотворении про Пушкина
Хе-хе
%есенин%

>>100059524

>>100059553
Не понял юмора.

быть поэтом - это значит
собирать бутылки/
пить технический спирт/
воровать жратву в магазинах/
распространять гепатит и спид/
передвигаться только пешком/
ночевать на автобусных остановках/
быть жизнерадостным дурачком/
быть воинствующим уголовником
или бомжом/
маргинальным подонком/
иметь два высших образования/
работать сторожем/дворником/
быть донором крови/
топиться с мостов в реке
от страданий
и безответных любовей/
купаться в грехе/
в старости быть воплощением кротости/
но делать революцию в молодости/
жрать наркотики/книги/гнилые овощи/
воевать с ментами/
дружить с собаками/
помирать в дурдоме
или в туберкулёзном бараке/
сидеть на зоне/
жить в гетто/
быть голодным/нищим/бедным/
это значит - быть поэтом.

>>100059535
Нет, не помню. Я у него только хорошее читал:3

>>100059561
Твоя жена?

>>100059699
Сынко, мамку не узнаёшь?

>>100059417
Горешавка, писавшая стишки и рисовавшая плакатики для большевиков, даже не осилившая рифму У НАС СВОЕ ИССКУСТВО За счет этого и собственно прославилась. Ну еще дохлый герой, да.

>>100059643
Стихотворение про смерть Есенина, не пушкина.

а со спойлером я обосрался

Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?

Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.

Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.

Я хожу в цилиндре не для женщин -
В глупой страсти сердце жить не в силе,-
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.

Средь людей я дружбы не имею,
Я иному покорился царству.
Каждому здесь кобелю на шею
Я готов отдать мой лучший галстук.

И теперь уж я болеть не стану.
Прояснилась омуть в сердце мглистом.
Оттого прослыл я шарлатаном,
Оттого прослыл я скандалистом.

нет никаких подозрений.
ты - убеждён.
жизнь - прекрасна.
а внутренний мой кто-то дурак
считает себя несчастным.
это как умирать одному страшно.
или как ночью гулять опасно.
правда, чувак, можно и надо
верить, что вера твоя не напрасна
лить колокола
писать иконы
ебаться по-эджу
поститься по-красту
надо бороться с сатаной на всех уровнях мироздания,
например, зачеркивать свастики на стенах зданий,
или отказываться от своих стрёмных-никчёмных желаний,
например, от модных английских ботинок,
умных добрых девчёнок,
долгожданных звонков,
дебильных приходов,
чьих бы то ни было котировок,
например, мужиков на работе/ебучем заводе,
или людишек, которые вечером ходят
в центре города.
демонстративно.
одетые модно и дорого.
очень противные.
и примитивные.
например, можно поехать без денег на электричках в Москву.
повздорить с контролем. съебать. заночевать в лесу.
заболеть. чуть не умереть. или умереть.
будет зато о чём вспоминать.
будет другим по кому скорбеть.
можно вступить в деструктивную секту-убийцу.
как Серафим Саровский опиздюлиться.
работать санитаром в больнице.
в приёмном отделении тусить с больными бухими бомжами.
пить медицинский спирт с врачами.
можно грабить ларьки на окраинах городов.
деньги отдавать сиротам из детских домов.
можно прыгать на мусоров.
забивать их досмерти кирпичами.
в мире есть много способов управлять страстями.

>>100059730
Ну привет, малолетний долбоёб

>>100059745
> рисовавшая плакатики для большевиков
Антуан, а что, собственно, в этом плохого? Он делал это потому, что верил в светлое будущее, потому что имел чёткие политические, идеологические взгляды. И верил в них, кстати, с малых лет, а следовательно делал это не за вкусно жрат и сладко спат.

> даже не осилившая рифму
Вот давай ты не будешь пиздеть. Чтобы идеально "осилить рифму" хватит и месяца.

> Ну еще дохлый герой, да
Какое отношение это имеет к творчеству?

>>100059745
Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем говне,
наших дней изучая потемки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне.
И, возможно, скажет
ваш ученый,
кроя эрудицией
вопросов рой,
что жил-де такой
певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор,
снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу
о времени
и о себе.
Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
из барских садоводств
поэзии —
бабы капризной.
А вообще - толсто.

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.

Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.

А не то рвану по следу —
Кто меня вернет? —
И на валенках уеду
В сорок пятый год.

В сорок пятом угадаю,
Там, где — боже мой! —
Будет мама молодая
И отец живой.

>>100053004 (OP)
Я здесь, чтобы читать стихи в слух. Развиваю красноречие таким образом. Люблю рассказывать стихи наизусть. Те стихи, которые я могу рассказать с интонацией, шагая с друзьями по улицам вечернего города и посасывая пивко из стеклянных бутылок.
Очень хороший тред, спасибо, ОП.

>>100059789
Вот я мудак. Ты прав.
В стихотворении про Пушкина тоже в конце годнота. Путаю их.

Ненавижу

всяческую мертвечину!

Обожаю

всяческую жизнь!

>>100059132
Вся суть в одной пикче.
Маяковский - великий талант. Лиля - тупая пизда, суккуб, заманившая его своей разъёбанной пиздёнкой.
Именно так они и остались в Истории, а выводы каждый из этого пусть делает сам.

>>100060203
Тяны правят миром, и побеждают даже лучших, одной только пиздой?

>>100060264
Это не есть "правление", это ближе к "палки в колёса".

Одна из любимых метафор Маяковского. Жаль он не зарифмовал её(нет не вырвал из рифмы(вроде)), так бы я её цитировал куда чаще.

Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!

Сейчас покажу вам годный стих Гёссе. Нашёл его, когда читал "Степной волк".

Мир лежит в глубоком снегу.
Ворон на ветке бьет крылами,
Я, Степной волк, все бегу и бегу,
Но не вижу нигде ни зайца, ни лани!
Нигде ни одной -- куда ни глянь.
А я бы сил не жалел в погоне,
Я взял бы в зубы ее, в ладони,
Это ведь любовь моя -- лань.
Я бы в нежный кострец вонзил клыки,
Я бы кровь прелестницы вылакал жадно,
А потом бы опять всю ночь от тоски,
От одиночества выл надсадно.
Даже зайчишка -- и то бы не худо.
Ночью приятно парного поесть мясца.
Ужели теперь никакой ниоткуда
Мне не дождаться поживы и так и тянуть до конца?
Шерсть у меня поседела на старости лет,
Глаза притупились, добычи не вижу в тумане.
Милой супруги моей на свете давно уже нет,
А я все бегу и мечтаю о лани.
А я все бегу и о зайце мечтаю,
Снегом холодным горящую пасть охлаждаю,
Слышу, как свищет ветер, бегу, ищу --
К дьяволу бедную душу свою тащу

>>100060436
Хуйня.

Есть какое-нибудь более популярное чем это английское стихотворение?


TWO roads diverged in a yellow wood,
And sorry I could not travel both
And be one traveler, long I stood
And looked down one as far as I could
To where it bent in the undergrowth; 5

Then took the other, as just as fair,
And having perhaps the better claim,
Because it was grassy and wanted wear;
Though as for that the passing there
Had worn them really about the same, 10

And both that morning equally lay
In leaves no step had trodden black.
Oh, I kept the first for another day!
Yet knowing how way leads on to way,
I doubted if I should ever come back. 15

I shall be telling this with a sigh
Somewhere ages and ages hence:
Two roads diverged in a wood, and I—
I took the one less traveled by,
And that has made all the difference.

>>100060530
Вот Гессе это действительно всем говнам говно.

>>100060640
Да тут какой комментарий не почитай - всё говнам говно в говне из говна. Критики хУевы.

>>100060694
Это сосач. Тут самому Богу-Императору хуев за щеку напихают.
А Гессе - детектор быдла

Кастаньеты гонят сонь.
Визги!
Пенья!
Страсти!
А на что мне это всё?
Как собаке ­— здрасите.

>>100060777
Да пошёл-ка ты нахуй, у Гессе рефлексии не многим меньше чем у Достоевского.

>>100060906
Ты бы сначала слово "немногим" правильно писать научился, илитарий с залупой за щекой.

`Be that word our sign of parting, bird or fiend!' I shrieked upstarting -
`Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian shore!
Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken!
Leave my loneliness unbroken! - quit the bust above my door!
Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!'
Quoth the raven, `Nevermore.'

>>100060976
Лол, и в чём же моя элитарность проявляется, мудило? Гёссе читается легко, осилит и, кстати, стоит осилить его и школьник (если мы говорим про Степного Волка).

>>100061047
Охуенные у него рифмы
>above my door!
и
> off my door!

Лиличка!

Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

>>100061113
Как и Сэлинджер и еще несколько авторов - детектор быдлеца. Их, может, и хорошо читать если тебе 16 лет, но во взрослом возрасте хвалить это говно - просто пиздец.

Ворон (По/Жаботинский, 1897)

Как-то в полночь, утомлённый, я забылся, полусонный,
Над таинственным значеньем фолианта одного;
Я дремал, и всё молчало… Что-то тихо прозвучало —
Что-то тихо застучало у порога моего.
Я подумал: «То стучится гость у входа моего —
‎Гость, и больше ничего».

Помню всё, как это было: мрак — декабрь — ненастье выло —
Гас очаг мой — так уныло падал отблеск от него…
Не светало… Что за муки! Не могла мне глубь науки
Дать забвенье о разлуке с девой сердца моего, —
О Леноре, взятой в Небо прочь из дома моего, —
‎Не оставив ничего…

Шелест шёлка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах —
Чуткой, жуткой, странной дрожью проникал меня всего;
И, смиряя страх минутный, я шепнул в тревоге смутной:
«То стучится бесприютный гость у входа моего —
Поздний путник там стучится у порога моего —
‎Гость, и больше ничего».

Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,
Восклицая: «Вы простите — я промедлил оттого,
Что дремал в унылой скуке — и проснулся лишь при стуке,
При неясном, лёгком звуке у порога моего». —
И широко распахнул я дверь жилища моего —
‎Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая
В ощущеньях, человеку незнакомых до того;
Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,
И единственное слово чуть прорезало его —
Зов: «Ленора…» — Только эхо повторило мне его —
‎Эхо, больше ничего…

И, смущённый непонятно, я лишь шаг ступил обратно —
Снова стук — уже слышнее, чем звучал он до того.
Я промолвил: «Что дрожу я? Ветер ставни рвёт, бушуя, —
Наконец-то разрешу я, в чём здесь скрыто волшебство —
Это ставень, это буря: весь секрет и волшебство —
‎Вихрь, и больше ничего».

Я толкнул окно, и рама поддалась, и плавно, прямо
Вышел статный, древний Ворон — старой сказки божество;
Без поклона, смело, гордо, он прошёл легко и твёрдо, —
Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего
И вверху, на бюст Паллады, у порога моего
‎Сел — и больше ничего.

Оглядев его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо
Улыбнулся я, — так важен был и вид его, и взор:
«Ты без рыцарского знака — смотришь рыцарем, однако,
Сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатёр!
Как зовут тебя в том царстве, где стоит Её шатёр?»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

Изумился я сначала: слово ясно прозвучало,
Как удар, — но что за имя «Никогда»? И до сих пор
Был ли смертный в мире целом, в чьём жилище опустелом
Над дверьми, на бюсте белом, словно призрак древних пор,
Сел бы важный, мрачный, хмурый, чёрный Ворон древних пор
‎И назвался «Nevermore»?

Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,
Точно в нём излил всю душу, вновь замкнул её затвор.
Он сидел легко и статно — и шепнул я еле внятно:
«Завтра утром невозвратно улетит он на простор —
Как друзья — как все надежды, улетит он на простор…»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

Содрогнулся я при этом, поражён таким ответом,
И сказал ему: «Наверно, господин твой с давних пор
Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока
И отчаялся глубоко и, судьбе своей в укор,
Затвердил, как песню скорби, этот горестный укор —
‎Этот возглас: «Nevermore…»

И, вперяя взор пытливый, я с улыбкою тоскливой
Опустился тихо в кресла, дал мечте своей простор
И на бархатные складки я поник, ища разгадки, —
Что сказал он, мрачный, гадкий, гордый Ворон древних пор, —
Что хотел сказать зловещий, хмурый Ворон древних пор
‎Этим скорбным: «Nevermore…»

Я сидел, объятый думой, неподвижный и угрюмый,
И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор;
Мысль одна сменялась новой, — в креслах замер я суровый,
А на бархат их лиловый лампа свет лила в упор, —
Ах, на бархат их лиловый, озарённый так в упор,
‎Ей не сесть уж — nevermore!

Чу!.. провеяли незримо, словно крылья серафима —
Звон кадила — благовонья — шелест ног о мой ковёр:
«Это Небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья,
Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор!
Дай! — я выпью, и Ленору позабуду с этих пор!»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Адский дух иль тварь земная, — произнёс я, замирая, —
Ты — пророк. И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор
Занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый,
В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, —
Говори: пройдёт ли рана, что нанёс его топор?»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Адский дух иль тварь земная, — повторил я, замирая, —
Ты — пророк. Во имя Неба, — говори: превыше гор,
Там, где Рай наш легендарный, — там найду ль я, благодарный,
Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, —
Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Если так, то вон, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись ты» —
Гневно крикнул я, вставая: «Этот чёрный твой убор
Для меня в моей кручине стал эмблемой лжи отныне, —
Дай мне снова быть в пустыне! Прочь! Верни душе простор!
Не терзай, не рви мне сердца, прочь, умчися на простор!»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный чёрный Ворон,
Над дверьми, на белом бюсте, — так сидит он до сих пор,
Злыми взорами блистая, — верно, так глядит, мечтая,
Демон, — тень его густая грузно пала на ковёр —
И душе из этой тени, что ложится на ковёр,
‎Не подняться — nevermore!