24 декабря Архивач восстановлен после серьёзной аварии. К сожалению, значительная часть сохранённых изображений и видео была потеряна. Подробности случившегося. Мы призываем всех неравнодушных помочь нам с восстановлением утраченного контента!
Предлагаю итт скидывать понравившиеся вам стихи, но только не самое банальное из школьной программы.
Лишь 300 грамм свинца в висок Уйти помогут и забыться... Ложаться пальцы на курок И сердце прекращает биться... Забыты боль и сожаленья, Забыты нежность и любовь. Вокруг тебя столпотворенье, Но сердце не качает кровь. На лицах страх, печаль и слезы, Но ты не видишь ничего. И не напишешь жизни прозу, И не поплачешься в плечо. Вы не ищите виноватых, За всё ответит каждый сам. И каждый сам свою расплату Получит там, на небесах. Мы жизни радости не ценим, Её растрачивая зря. Мы совершаем преступления, Твердя, что Бог нам всем судья. Мы предаем и убиваем, Не важно чем, не важно как; Мы ненавистных обнимаем, И спим друг с другом просто так. Мы сердце в камень превращаем, Мы утверждаем-нет любви... Но все же души открываем, Летим мы слепо на огни. И ночью, глядя в потолок, Когда спокойно и не спится, Ложатся пальцы на курок И сердце прекращает биться...
Память - огромный запущенный дом. Сотни квартир, сотни людей. В доме царит нерушимый закон - Нет дубликатов ключей. В каждой квартире свой собственный мир, Кто-то знакомый живёт. Каждая дверь заперта изнутри На день? На месяц? На год? Часто брожу по крутым этажам, Многих встречаю - не заперта дверь. А на других слоем пыли лежат Дни расставаний, любви и потерь. Есть у меня в коридоре одном, Скрытом от злых людей, Заветная дверь, покрытая мхом От давности прошлых дней. Как бы хотел я войти в эту дверь, Вовнутрь на мгновенье взглянуть. Только тебя ожидаю одну, Меряя длинный свой путь. Часто к знакомой двери подхожу, Там мир пьянящих страстей. С тайной надеждой в память гляжу, В память минувших дней. Дверь заперта. Я тихонько стучу. Гулкое эхо в ответ. Тихо сквозит в сонном воздухе грусть, Падают тени, колеблется свет...
Когда умирает любовь, Врачи не толпятся в палате, Давно понимает любой — Насильно не бросишь В объятья... Насильно сердца не зажжешь. Ни в чем никого не вините. Здесь каждое слово — Как нож, Что рубит меж душами нити. Здесь каждая ссора — Как бой. Здесь все перемирья Мгновенны... Когда умирает любовь, Еще холодней Во Вселенной...
А всё-таки надо… пусть даже однажды… достигнув вершины, догнав горизонт, споткнуться… и падая… клеточкой каждой почувствовать пропасти гибельный зов. И, силы теряя — в ущелье срываться, кровавыми пальцами камни крошить… И, вдруг, умирая… в живых оставаться… … у самого края — в живых оставаться!… Присесть… Помолчать… Закурить… Рассмеяться… и думать: — Как всё-таки здорово жить!!!
Мне жалко что я не зверь, бегающий по синей дорожке, говорящий себе поверь, а другому себе подожди немножко, мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев. Мне жалко что я не звезда, бегающая по небосводу, в поисках точного гнезда она находит себя и пустую земную воду, никто не слыхал чтобы звезда издавала скрип, ее назначение ободрять собственным молчанием рыб. Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мне жалко что я не крыша, распадающаяся постепенно, которую дождь размачивает, у которой смерть не мгновенна. Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я неточен. Многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи. Мне жалко что я не орел, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрел человек, наблюдающий аршины. Мне жалко что я не орел, перелетающий длинные вершины, которому на ум взбрел человек, наблюдающий аршины. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Мне жалко что я не чаша, мне не нравится что я не жалость. Мне жалко что я не роща, которая листьями вооружалась. Мне трудно что я с минутами, меня они страшно запутали. Мне невероятно обидно что меня по-настоящему видно. Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мне страшно что я двигаюсь не так как жуки жуки, как бабочки и коляски и как жуки пауки. Мне страшно что я двигаюсь непохоже на червяка, червяк прорывает в земле норы заводя с землей разговоры. Земля где твои дела, говорит ей холодный червяк, а земля распоряжаясь покойниками, может быть в ответ молчит, она знает что всё не так. Мне трудно что я с минутами, они меня страшно запутали. Мне страшно что я не трава трава мне страшно что я не свеча. Мне страшно что я не свеча трава, на это я отвечал, и мигом качаются дерева. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не замечаю что они различны, что каждая живет однажды. Мне страшно что я при взгляде на две одинаковые вещи не вижу что они усердно стараются быть похожими. Я вижу искаженный мир, я слышу шепот заглушенных лир, и тут за кончик буквы взяв, я поднимаю слово шкаф, теперь я ставлю шкаф на место, он вещества крутое тесто. Мне не нравится что я смертен, мне жалко что я не точен, многим многим лучше, поверьте, частица дня единица ночи. Еще есть у меня претензия, что я не ковер, не гортензия. Мы выйдем с собой погулять в лес для рассмотрения ничтожных листьев мне жалко что на этих листьях я не увижу незаметных слов, называющихся случай, называющихся бессмертие, называющихся вид основ. Мне жалко что я не орел, перелетающий вершины и вершины, которому на ум взбрел человек, наблюдающий аршины. Мне страшно, что всё приходит в ветхость, и я по сравнению с этим не редкость. Мы сядем с тобою ветер на этот камушек смерти. Кругом как свеча возрастает трава, и мигом качаются дерева. Мне жалко что я не семя, мне страшно, что я не тучность. Червяк ползет за всеми, он несет однозвучность. Мне страшно что я неизвестность Мне жалко что я не огонь.
сохрани, умоляю, обрывки моих стремлений, я потерян и взорван, истерзан и пьян - гляди, я стою пред тобою, как преданный, на коленях, чтоб хранить красоту от боли в своей груди.
сбереги мои шрамы, трещины, кровь, ожоги, сохрани мою память. после - развей как дым, я за это тебе останусь обязан многим. сохрани же меня. а дальше - сотри следы.
собери по осколкам комнаты, где мы были, запах города, шум дороги и звук стрельбы, под покровом небесно-синей и чёрной пыли разыщи наш с тобою голос и стон мольбы.
и пусть дальше с годами море. за тем рассветом я найду к тебе путь, хоть рвётся дороги нить...
...и прощаясь с тобой за тлеющей сигаретой, я прошу нашу юность в памяти сохранить.
я виноват во всём, я виноват заочно, в каждой войне и бойне, в каждой чужой беде. в том, что палящий день зябкой сменился ночью, в том, что колючий свитер, в том, что просрочен хлеб. это из-за меня слякоть и непогода, пробки в час пик, простуда - всё по моей вине, падают самолеты с синего небосвода, сходят составы с рельсов, люди горят в огне.
я виноват во всём, так повелось с рожденья, призраком, тварью, тенью, я приносил беду; мать покидала дом, хлопнув с досадой дверью, брат расшибал колени, мрак оживал в углу. в каждой пропавшей книжке, в каждом пятне на платье, в треснувшей каждой чашке был виноват лишь я. я умерщвлял цветы, даже не смея рвать их, словно бы источая кожею самой яд.
я виноват во всём: в том, что тебе не спится, в том, что твой чай с корицей в чашке давно остыл. это из-за меня у златокудрых принцев сломаны колесницы и сожжены мосты. это моя вина - что ты сломала ноготь, и порвала колготки, и провалила тест. брось меня и ступай, в церковь, молиться Богу. не приближайся если не надеваешь крест. я навредил тебе и заразил несчастьем, я превратил в кошмары светлые прежде сны.
сгинь, погаси свечу, (свет для меня опасен), дай же мне захлебнуться в чувстве своей вины.
Когда куранты бьют двенадцать, И за пустым окном туман, Приходит время мне нажраться, Нажраться в стельку, в доску, в хлам. Я пью бутылку за бутылкой, Кружится кругом голова, Смотрю я в зеркало затылком И слышу страшные слова. Они гудят в клубках извилин И молотом стучат в висках: "Ватрушка. План. Стамеска. Филин. Ракета. Ноги. Выдра. Прах".
Я пишу стихи Добрый вечер Останавливая рвотный позыв Я черчу штрихи, твои плечи Я рисую портрет твой завыв на луну, что мне светит в окно Я пишу про тебя и говно.
Про говно и тебя я пишу Получается вполне себе схоже На бумаге штрихи, белый шум Вместо строчки восклицанье "О, Б-же"
Я пишу стихи, я все верю Я все верю что это стихи Я боюсь подписаться под ними Сколь малы они иль велики
Как не верю в свои я творения Так и в наши с тобой отношения И потому не решив подписаться Не решусь я с тобой попращаться
Вот дописан лежит твой портрет Дорисована тебе поэма Я сожгу и одно и другое Наверное в этом вся наша проблема.
Я рисую пастелью на ваших ресницах Я на коже твоей пишу лестью роман Я дышу новым днем, счастьем пост-модернизма А в ответ только "Нахуй пошел, наркоман!"
Я дяде Васе как-то нагрубил, А дядя Вася Хуй мне отрубил. И я с тех пор уж не такой счастливый, Но всё ж горю, как угль под хладною золой, Всё жарче мой огонь, всё тоньше серый слой... А дядя Вася - он совсем не злой, Он столь же строгий, сколь и справедливый.
Тихо падает Бакс, мерзко тикают клокс... настроение сакс, словно нюхаю сокс. Залетел свежий эйр сквозь болкнную доор. Мне постричь бы свой хейр, да побриться уанс мор. Спохмела ноет хед - был вчера трудный дей. Все кокое-то бед, все кокое-то грей... Чем травить себе соул, лучше ставиьт на лак: Снять на улице гел, а потом ее фак. Настроение найс, но кругом, братцы, щит. И повысили прайс на Тверской, факинг стрит. Обломали, блин, кайф, вся нодежда на хенд. Вот такая, блин, лайф! Вот такой хеппи энд.
"Я, как всегда, тебя люблю, возьми и поцелуй меня, Я не забуду никогда воспоминаний дорогих. Сладким блинчикам не стать обычною едой, Так измени же свои взгляды и следуй моему пути! На тебя смотрю я со спины, не решаясь ближе подойти, Посмотри скорей по сторонам - Все, что можешь сделать - тут, и здесь, и там! Слушай, ты ведь здесь, или же где? Когда день рождения у тебя? Перестань же чепуху нести! На мизинцах наших алой нити нет! Сердечко бьется все быстрей, я что-то мямлю снова, Если ты разочарован так во мне, почему же не отвергнешь? Все равно я верю, что наше счастье крадется на мягких лапках, Просто при встрече поцелуй в щечку) Ты готов? Я, как всегда, тебя люблю, возьми и поцелуй меня, Я не забуду никогда воспоминаний дорогих. Сладким блинчикам не стать обычною едой, Так измени же свои взгляды и следуй моему пути! Сквозь сон будильник я слышу, но хочу еще спать... Тепло ведь не убегает вплоть до утра, Время есть у меня. Еще пять минут. Нет, еще десять хоть!"
В Александровском Саду С чорной розою в Заду Я повешуся на клёне И тихонько отойду. Если мимо кто пойдёт - Пусть в Очко мой Труп ебёт, Как бы там у него много Ни было других забот. А потом, в кругу семьи, Глазки выкалов свои, Пусть расскажут те, кто видел, Как вишу я в забытьи Том, которого достичь Ваш мирской не в силах кичч - В том, которому причастны Только Глист, Паук и Сыч.
>>175150039 (OP) Как много тех, с кем можно лечь в постель, Как мало тех, с кем хочется проснуться, И утром расставаясь улыбнуться, И помахать рукой и улыбнуться, И целый день волнуясь ждать вестей.
Как много тех, с кем можно просто жить, Пить кофе утром, говорить и спорить, С кем можно ездить отдыхать на море, И как положено, и в радости и в горе, Быть рядом, но при этом не любить.
Как мало тех, с кем хочется мечтать, Смотреть, как облака роятся в небе, Писать слова любви на первом снеге, И думать лишь об этом человеке, И счастья большего не знать и не желать.
Как мало тех, с кем можно помолчать, Кто понимает с полуслова, с полувзгляда, Кому не жалко год за годом отдавать, И за кого ты, сможешь, как награду, Любую боль, любую казнь принять.
Вот так и вьется эта канитель, Легко встречаются, без боли расстаются, Все почему? Все потому, что много тех, С кем можно лечь в постель, И мало тех, с кем хочется проснуться.
Мы мечемся, работа, быт, дела, Кто хочет слышать, все же должен слушать, А на бегу увидишь лишь тела, Остановитесь, что бы видеть душу.
Мы выбираем сердцем, по уму, Боимся на улыбку улыбнуться, Но душу открываем лишь тому, С которым и захочется проснуться.
Как много тех, с кем можно говорить, Как мало тех, с кем трепетно молчанье, Когда надежды тоненькая нить, Меж нами, как простое пониманье.
Как много тех, с кем можно горевать, Вопросами подогревать сомненья, Как мало тех, с кем можно узнавать, Себя, как своей жизни отраженье.
Как много тех, с кем лучше бы молчать, Кому не проболтаться бы в печали, Как мало тех, кому мы доверять Могли бы то, что от себя скрывали.
С кем силы мы душевные найдем, Кому душой и сердцем слепо верим, Кого мы непременно позовем, Когда беда откроет наши двери.
Как много их, с кем можно не мудря, С кем мы печаль и радость пригубили, Наверно только им благодаря, Мы этот мир изменчивый любили.
Пустые закоулки газированных напитков, Немые свечи светят хуже нас. Обед и ужин, завтрак - сердечка половинка. Остался на полу облёванный матрац.
Усталые истерики всевышнего повсюду. Прошу, Иисус, уйди, здесь некого спасать. В грехах утонут сладких мясно-кожаные груды. Погрязли в своих мыслях те, кому и не насрать.
Заполненные улицы, пресная водичка, Кричащие подвалы укрыли дикий взор. Давно пора писать словечко "люди", да в кавычках. Взмываясь в небо чистым, но судьбе наперекор.
Я такой же, как Гитлер. Я так же рисую картины. Я ищу следы электрических сил В переходах. На моем рукаве паучок все плетет Паутины, Расщепление Я. Плуг и бич для уснувших народов.
Я приклею квадратик усов Ниже третьего глаза. Ниже первого носа. Левее правого уха. Я испытываю Нечто странное Вроде оргазма, Только вот толпа некрасива. Эльдфрау. Старуха.
Она так же стремится топтать, Веять по ветру пепел, Точно так же она отняла у меня Еву БрАун. Жизнь - страдание. Воля – плетение петель Паутины моих рукавов Volk безумен. Он – Даун.
Маппет Шоу по мощному старшему, Страшному Брейгелю, Волчья яма - моя однокомнатная Квартира. Я приклею квадратик усов, Перед шпигелем Руку в Sieg’е вытяну медленно И рассыпется в прах на моем Рукаве паутина.
Что вы смотрите? Бяклики бычии пялите. Мясники и убийцы. Родители грязных животных. Я такой же, как Гитлер. Хватайте меня, кровопийцы, хватайте! Будет Шествие Fuck’елов, Вложенных в руки Свободных.
Я не зодчий. Призванье мое - не строительство Муравейника Фраз. Из сплетения крошечных литер Я-безумное облако, Я - Прячущий Слнце От ВАС. ВАС HEIST DAS? Я такой же, как Блюхер. Нет. Круче чем Блюхер в сто раз. Я - такой же, как Гитлер.
>>175150039 (OP) А я не знаю, как он выглядит Но я во чреве его выходил И, чтобы я не забывал, что он вообще есть Он трёт челюсть о челюсть, ощерясь Чуть только усну, чуть я только утихну Он точит слепую ходов паутину во мне Мягкие ткани взбивая в омлет Он туннель прогрызает вовне Я избавлюсь от сна и обрадуюсь Завтрашний день, запинаясь об радугу Надо мной нависает подошвою Я кроту вырезаю окошко О кожу скоблю бутылкой разбитой Тряпьем обложившись - единственной свитой своей "Вылезай, мохнатый, вылезай, мохнатый, вылезай, мохнатый... Крот..."
Хоть он во чреве меня выходил Но я не знаю, как он выглядит Ведь на каждом глазу по бельму И вот он в сон соскользнул по белью И вот я ему шепчу: "Хозяин! Все эти люди тебе врут, Хозяин! Хочешь я через пупок высуну Пистолет - в каждого выстрелю? Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу..."
Стынут родные, распятые сном Впопыхах распихав барахло по карманам, я, падая с ног Убегу эстакадами в дым Как-то встав за стаканом воды Грязная койка голодного варвара Где-то в желудке вагона товарного Мимо – рожи похмельные заспанных изб Вылезу, вылижусь на станции Икс На лице моём кровоподтёком рот Мне тянет краба в потёмках крот Степной ковер – аскетичный орнамент Тени день из косметички достанет Одну мою, другую - кротовью. Степь Я лапами землю рву, постель нам готовлю здесь Выедает глазки солнышка блядский сноп "Хозяин, кости укладывай!" "Сладких снов и тебе, крот!"
Зачем ко мне повернулась проплешиной Луна - эта сука помешанная? Внутри меня живёт крот Он изнутри меня жрёт, помешивая И вот он шепчет мне, шепчет: "Хозяин! Все эти бляди тебе врут, Хозяин! Хочешь, я через пупок высуну Пистолет – в каждого выстрелю? Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу..."
Когда зима прикинется весной И я витиеватый гроб резной Покину на пружиночке ноги, Как бледный конь резиновой пурги, Тогда и ты, Прослышав обо мне, Настанешь, молча, Зависать в окне, Помахивая шёлковым платком Прохожим, даже тем, Кто незнаком. Ты Пистельга, а я - Иерофант. С тобой - нога, Со мной - подъёмный крант. И вскоре то, чего никто не ждёт. Произойдет. Но не произойдёт.
>>175150039 (OP) Закат... Давно уж солнце село Как мне всё это надоело! Подумал он, и он решил, О том, что раньше говорил.
Он бросил все, он стал один. Обычный рыцарь, паладин. Хотел простого счастья, но Все отвернулись от него.
Встал на колени, помолился, Своей судьбе он подивился. Он был когда то слаб и мал. Зловещий дьявольский оскал Был на лице его, когда он думал, Как он охотился за СУМом, Как он мечтал о каждой Точке, не думал он тогда о дочке...
Но вот случилось, и пришел В наш мир изгнанник всех времен. Ифрит - зловещий демон, бог огня Не ведал он тогда меча.
Он встал с колен, поправил меч... Так захотелось пренебречь Всем тем чем жил он, чем дышал И снова дьявольский оскал Изобразил он, и пошел Он книгу Древнюю нашел...
Закат, давно уж солнце село Как мне все это надоело! Подумал он, и он ушел.. Зловещий демон побежден
Весна опять пришла и лучики тепла, Доверчиво глядят в моё окно Опять защемит грудь и в душу влезет грусть По памяти пойдёт со мной.
Пойдёт разворошит и вместе согрешит С той девочкой что так давно любил. С той девочкой ушла, с той девочкой пришла Забыть её не хватит сил
Припев: Владимирский централ (Ветер северный) Этапом из Твери (Зла немерено ) Лежит на сердце тяжкий груз Владимирский централ (Ветер северный ) Когда я банковал (Жизнь разменяна) Но не очко обычно губит.
А к одиннадцати туз.
Там под окном зэка, проталина тонка, И всё ж то не долга моя весна. Я радуюсь что здесь, хоть это-то но есть, Как мне твоя любовь нужна. Пр-в тот -же ( Хотя я банковал ) Припев: Владимирский централ (Ветер северный) Этапом из Твери (Зла немерено ) Лежит на сердце тяжкий груз Владимирский централ (Ветер северный ) Когда я банковал (Жизнь разменяна) Но не очко обычно губит. А к одиннадцати туз.
Протянуты поздние нити минут, Их все сосчитают и нам отдадут. "Мы знаем, мы знаем начертанный круг" - Ты так говорила, мой Ангел, мой Друг. Судьбой назвала и сказала: "Смотри, Вот только: от той до последней зари. Пусть ходит, тревожит, колеблет ночник, Твой бледный, твой серый, твой жалкий двойник. Все нити в Одной Отдаленной Руке, Все воды в одном голубом роднике, И ты не поднимешь ни края завес, Скрывающих ужас последних небес". Я знаю, я помню, ты так мне велишь, Но ты и сама эти ночи не спишь, И вместе дрожим мы с тобой по ночам, И слушаем сказки, и верим часам... Мы знаем, мы знаем, подруга, поверь: Отворится поздняя, древняя дверь, И Ангел Высокий отворит гробы, И больше не будет соблазна судьбы.
Предлагаю итт скидывать понравившиеся вам стихи, но только не самое банальное из школьной программы.
Лишь 300 грамм свинца в висок
Уйти помогут и забыться...
Ложаться пальцы на курок
И сердце прекращает биться...
Забыты боль и сожаленья,
Забыты нежность и любовь.
Вокруг тебя столпотворенье,
Но сердце не качает кровь.
На лицах страх, печаль и слезы,
Но ты не видишь ничего.
И не напишешь жизни прозу,
И не поплачешься в плечо.
Вы не ищите виноватых,
За всё ответит каждый сам.
И каждый сам свою расплату
Получит там, на небесах.
Мы жизни радости не ценим,
Её растрачивая зря.
Мы совершаем преступления,
Твердя, что Бог нам всем судья.
Мы предаем и убиваем,
Не важно чем, не важно как;
Мы ненавистных обнимаем,
И спим друг с другом просто так.
Мы сердце в камень превращаем,
Мы утверждаем-нет любви...
Но все же души открываем,
Летим мы слепо на огни.
И ночью, глядя в потолок,
Когда спокойно и не спится,
Ложатся пальцы на курок
И сердце прекращает биться...