Моё бытие расколото и покоится на грани сокровенного «ничто», к которому оно неизбежно тяготеет. Этот мир, лишённый подлинности, — это пространство профанического Das Man, где я каждый день погружаюсь в ничтожность и малость повседневного. С каждым шагом, который делает тело, душа всё больше погружается в "забвение бытия", в ту муть, где экзистенция превращается в безликий шёпот толпы.
Во мне тлеет, точнее — пульсирует тёмный, невыносимый бунт. Бунт против этой вербальной скамьи банальностей, где вся моя сущность искажена, профанирована. Я "заброшен" в этот мир, но заброшен не как простой странник, а как изгнанник из подлинности, вынужденный подчиняться повелениям "Они". Это не просто бунт против окружающего, это бунт против самого факта моего присутствия среди "них", где всякое действие и мысль сведены к повторению заранее определённого.
Но я знаю о своём бунте лишь как о глубоко сокрытом огне, который я пытаюсь удержать в тайне. Моя речь, мои поступки — это лишь маскировка, уловки, чтобы спрятать тот ад внутри, где каждое «сейчас» сопротивляется собственному распаду. Я бы мог пойти на поводу у того, что предписано: «быть таким, как все», но это невозможность. Внутри меня рвётся нечто большее — это шёпот Бытия, который зовёт меня к собственной экзистенциальной свободе. Шёпот, который всё громче разрывает ткани повседневности, разбивая их на осколки.
Этот бунт скрыт от глаз "Они", он неразделим с моей тревогой. Тревога — не просто эмоция, это сигнал от Ничто, зовущий меня взглянуть в бездну. Это невыразимо тяжёлое чувство собственной заброшенности, чуждости этому миру. Я не принадлежу им, но вынужден существовать в их мире, где экзистенция превращена в игру со смертью, в симуляцию. Каждый день я борюсь с этим состоянием «чуждого бытия», но война эта ведётся без шума, без видимых конфликтов, скрытая от посторонних глаз.
Моё "Я" — это тайна, которую не раскусить "Они", и этот бунт — не в действиях, но в самой основе моей сущности, в постоянном движении к ничто, к возможности вырваться за пределы профанической экзистенции. Но вырваться не для того, чтобы разрушиться, а для того, чтобы обрести то подлинное бытие, которое лежит за пределами их видимости. Тотальный бунт внутри меня — это зов быть Собой, это стремление к смерти как к последней возможности быть подлинным, ибо только смерть может освободить меня от этой вязкой экзистенции повседневного.
Во мне тлеет, точнее — пульсирует тёмный, невыносимый бунт. Бунт против этой вербальной скамьи банальностей, где вся моя сущность искажена, профанирована. Я "заброшен" в этот мир, но заброшен не как простой странник, а как изгнанник из подлинности, вынужденный подчиняться повелениям "Они". Это не просто бунт против окружающего, это бунт против самого факта моего присутствия среди "них", где всякое действие и мысль сведены к повторению заранее определённого.
Но я знаю о своём бунте лишь как о глубоко сокрытом огне, который я пытаюсь удержать в тайне. Моя речь, мои поступки — это лишь маскировка, уловки, чтобы спрятать тот ад внутри, где каждое «сейчас» сопротивляется собственному распаду. Я бы мог пойти на поводу у того, что предписано: «быть таким, как все», но это невозможность. Внутри меня рвётся нечто большее — это шёпот Бытия, который зовёт меня к собственной экзистенциальной свободе. Шёпот, который всё громче разрывает ткани повседневности, разбивая их на осколки.
Этот бунт скрыт от глаз "Они", он неразделим с моей тревогой. Тревога — не просто эмоция, это сигнал от Ничто, зовущий меня взглянуть в бездну. Это невыразимо тяжёлое чувство собственной заброшенности, чуждости этому миру. Я не принадлежу им, но вынужден существовать в их мире, где экзистенция превращена в игру со смертью, в симуляцию. Каждый день я борюсь с этим состоянием «чуждого бытия», но война эта ведётся без шума, без видимых конфликтов, скрытая от посторонних глаз.
Моё "Я" — это тайна, которую не раскусить "Они", и этот бунт — не в действиях, но в самой основе моей сущности, в постоянном движении к ничто, к возможности вырваться за пределы профанической экзистенции. Но вырваться не для того, чтобы разрушиться, а для того, чтобы обрести то подлинное бытие, которое лежит за пределами их видимости. Тотальный бунт внутри меня — это зов быть Собой, это стремление к смерти как к последней возможности быть подлинным, ибо только смерть может освободить меня от этой вязкой экзистенции повседневного.
Моё одиночество — это, блядь, не просто "состояние", это факт, проклятая истина моей экзистенции, которая вопиет против самого бытия. Это не временная хандра, не какая-то социальная изоляция — это фундаментальная позиция. Это мой внутренний "бунт" против "Das Man", против всего этого ёбаного мира, где каждый радостно прикидывается частью чего-то большего, не осознавая своей заброшенности в эту абсурдную, чуждую реальность.
Одиночество — это не просто мое состояние, а экзистенциальный "приговор", который я вынес себе сам, ибо вся эта толпа — это отвратительная симуляция общения, профаническое гниение. Их мелкие игры, социальные сети, эти лайки и реакции — это всё хуйня, симулякры, о которых говорил Бодрийяр. Они лишь заполняют пустоту, в которой я вижу истину своего существования: я один, и никто, сука, не способен дотронуться до моего бытия, не способен понять эту тьму внутри меня.
Каждый контакт — это ещё одно напоминание, что я не могу быть частью их "бытия-вместе", потому что моё бытие — это постоянная война с этим миром, с самим фактом существования. Этот мир — "они", все эти ёбаные другие, которые живут без осознания собственной конечности, их грёбаная повседневная жизнь — это вечное бегство от правды. Они боятся одиночества, бегут от него как от чего-то ненормального. Но для меня это единственный выход.
Моё одиночество — это моя истина. Оно как Хайдеггеровский "прыжок" в подлинное существование. Я заброшен в этот мир, но я не принадлежу ему. И эта изоляция — это мой отказ подчиниться. Это моя форма экзистенциального бунта против всех тех, кто с радостью погружается в это массовое заблуждение.
Я не бегу от одиночества, я в нём существую как в единственно возможном пространстве подлинности. Здесь я сталкиваюсь с Ничто, как с чистым потенциалом. Одиночество — это не отсутствие людей, это отсутствие ложных смыслов, которые они таскают с собой. Они боятся взглянуть в бездну, потому что там ничего нет, там лишь пустота, от которой их душонки холодеют. А я? Я смотрю туда каждый день. Это не уютное место, это не тихий уголок для размышлений — это ёбаное поле битвы, где каждый мой вздох — это акт сопротивления этому проклятому существованию.
Моё одиночество — это "быть-в-мире" на пределе, это состояние постоянной тревоги перед лицом этой безжалостной реальности, где каждый день — это столкновение с абсурдностью всего. Это экзистенциальный разрыв, где каждый момент я тону в пустоте, но именно эта пустота даёт мне свободу быть самим собой, быть вне всех "их".
И так оно будет, пока не настанет момент смерти — подлинной границы, за которой всё это ёбаное шоу закончится.
Одиночество — это не просто мое состояние, а экзистенциальный "приговор", который я вынес себе сам, ибо вся эта толпа — это отвратительная симуляция общения, профаническое гниение. Их мелкие игры, социальные сети, эти лайки и реакции — это всё хуйня, симулякры, о которых говорил Бодрийяр. Они лишь заполняют пустоту, в которой я вижу истину своего существования: я один, и никто, сука, не способен дотронуться до моего бытия, не способен понять эту тьму внутри меня.
Каждый контакт — это ещё одно напоминание, что я не могу быть частью их "бытия-вместе", потому что моё бытие — это постоянная война с этим миром, с самим фактом существования. Этот мир — "они", все эти ёбаные другие, которые живут без осознания собственной конечности, их грёбаная повседневная жизнь — это вечное бегство от правды. Они боятся одиночества, бегут от него как от чего-то ненормального. Но для меня это единственный выход.
Моё одиночество — это моя истина. Оно как Хайдеггеровский "прыжок" в подлинное существование. Я заброшен в этот мир, но я не принадлежу ему. И эта изоляция — это мой отказ подчиниться. Это моя форма экзистенциального бунта против всех тех, кто с радостью погружается в это массовое заблуждение.
Я не бегу от одиночества, я в нём существую как в единственно возможном пространстве подлинности. Здесь я сталкиваюсь с Ничто, как с чистым потенциалом. Одиночество — это не отсутствие людей, это отсутствие ложных смыслов, которые они таскают с собой. Они боятся взглянуть в бездну, потому что там ничего нет, там лишь пустота, от которой их душонки холодеют. А я? Я смотрю туда каждый день. Это не уютное место, это не тихий уголок для размышлений — это ёбаное поле битвы, где каждый мой вздох — это акт сопротивления этому проклятому существованию.
Моё одиночество — это "быть-в-мире" на пределе, это состояние постоянной тревоги перед лицом этой безжалостной реальности, где каждый день — это столкновение с абсурдностью всего. Это экзистенциальный разрыв, где каждый момент я тону в пустоте, но именно эта пустота даёт мне свободу быть самим собой, быть вне всех "их".
И так оно будет, пока не настанет момент смерти — подлинной границы, за которой всё это ёбаное шоу закончится.
это из моих дневниковых записей.
и тишина...
Будто чатгпт писал какую-то хуету.
МИМО читал источники
крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,крик в пустоту,
ну охуеть теперь, везде мерещиться нейросети и боты.
> Моё "Я" — это тайна
Тайна полишинели?
> Моё одиночество — это, блядь
Бывшая блядь может? Или че? Почему она одинока?
Что ты сделал для хип-хопа в свои год? Кто ты?
какой хип хоп? Ты текст то читал dasмановский нпс?
Кто ты человек в тумане? Кто ты? Раскрой свои мозговые грани!
Пук в пустоту. И занюхнуть. Ммммм
В совершенстве своих форм я созерцал одинокость своего отчуждения. Задавая вопросы о ничто самому себе как репрезентации этого ничто, я увидел неведомый осколок вспышки.
Вспышка когда ничто породило сущее, и это сущее стало множится в опосредованном пространстве плеромы.
Ненависть и мрак, обуяла меня и я понял.
Человек- это бегство от страха себя.
Вспышка когда ничто породило сущее, и это сущее стало множится в опосредованном пространстве плеромы.
Ненависть и мрак, обуяла меня и я понял.
Человек- это бегство от страха себя.
Я- суть присутствие в ничто.
Суть это множественная форма глагола быть, хуета неграмотная крикливая.
Суть- это едининственная форма глагола экзистировать. Почитай грамматику Сивирюка. Г.С. А потом пиши.
мерзость
Мда... Я не ожидал что в здесь присутствуют, хотя нет, не присутствуют, для вас это слишком радикальная формулировка. Я не ожидал что здесь гниют такие интеллектуальные карлики.
> Сивирюка. Г.С
Кто это? Протыкласник твой?
> экзистировать
Омг фейспалм просто рофл
Пшёл вон, сучий пёс.
Ну что ты, что ты.
Все эти ублюдки вокруг — абсолютно не вкуривают моего посыла. Я, как последний гностик, обречён растворяться среди бесконечных потоков "Das Man", которые сливаются в безликое море симуляций, лишённых подлинного смысла. Это существование — мёртвая рутина, где каждый, словно зомби, тащится по своим делам, поглощённый гнилыми удовольствиями и банальными притязаниями.
Я стою на краю бездны, наблюдая, как мир вокруг меня заливает грязной водой гиперреальности, где подлинное и фальшивое неразличимы. Всё это — лишь жалкая пародия на настоящую экзистенцию, где бытие затоплено искажёнными образами и пустыми связями. Я вижу, как они, как марионетки, крутятся в своих пустых пузырях, даже не осознавая, что их жизни — это мёртвые шёпоты в пространстве Ничто.
Мой крик, этот призыв к подлинности, тонет в их бездумном хоре. Я — обособленный в этом потоке, как призрак, блуждающий в полутёмных закоулках экзистенции. Каждый миг я чувствую, как моё бытие сливается с этой воронкой абсурда, как осознанная тень, ускользающая от света. Я наблюдаю, как они заполняют свои дни пустыми разговорами и бездушными удовольствиями, не ведая, что всё это — лишь симуляция, за которой скрывается неизменная Пустота, к которой я вечно стремлюсь.
Я обречён на вечное растворение среди этой толпы, где каждый шаг напоминает шаги во тьме, где не остаётся ничего, кроме печального эха. Они продолжают двигаться, словно мухи, налетевшие на свет, не замечая, как их бытие погружается в мрак. Это утомительная утопия, где я остаюсь один, со своей мощной искрой сопротивления, но никто не слышит меня.
Мой одиночный крик в пустоту становится ещё более звенящим, когда в глубине души я осознаю, что этот мир, полный страха и самообмана, не способен постичь глубины моих стремлений. Я остаюсь здесь, в этой бездне безмолвия, призраком среди живых, брошенным в бездну абсурда, где сила осознания оборачивается против меня, а моя жажда подлинности сталкивается с неизменным Ничто.
Я стою на краю бездны, наблюдая, как мир вокруг меня заливает грязной водой гиперреальности, где подлинное и фальшивое неразличимы. Всё это — лишь жалкая пародия на настоящую экзистенцию, где бытие затоплено искажёнными образами и пустыми связями. Я вижу, как они, как марионетки, крутятся в своих пустых пузырях, даже не осознавая, что их жизни — это мёртвые шёпоты в пространстве Ничто.
Мой крик, этот призыв к подлинности, тонет в их бездумном хоре. Я — обособленный в этом потоке, как призрак, блуждающий в полутёмных закоулках экзистенции. Каждый миг я чувствую, как моё бытие сливается с этой воронкой абсурда, как осознанная тень, ускользающая от света. Я наблюдаю, как они заполняют свои дни пустыми разговорами и бездушными удовольствиями, не ведая, что всё это — лишь симуляция, за которой скрывается неизменная Пустота, к которой я вечно стремлюсь.
Я обречён на вечное растворение среди этой толпы, где каждый шаг напоминает шаги во тьме, где не остаётся ничего, кроме печального эха. Они продолжают двигаться, словно мухи, налетевшие на свет, не замечая, как их бытие погружается в мрак. Это утомительная утопия, где я остаюсь один, со своей мощной искрой сопротивления, но никто не слышит меня.
Мой одиночный крик в пустоту становится ещё более звенящим, когда в глубине души я осознаю, что этот мир, полный страха и самообмана, не способен постичь глубины моих стремлений. Я остаюсь здесь, в этой бездне безмолвия, призраком среди живых, брошенным в бездну абсурда, где сила осознания оборачивается против меня, а моя жажда подлинности сталкивается с неизменным Ничто.
> Все эти ублюдки вокруг — абсолютно не вкуривают моего посыла
Ты вообще кто по жизни? Серьезно спрашиваю.
>Спасение, по моему мнению, стоит искать в возвращении к истокам: литература как новый "пастух бытия" (по Хайдеггеру), которая способна нас вернуть к самому себе.
Ну т.е. производство текстов ради самих текстов — вот аутентичное возвращение в лоно литературы и истоков. О возвращении к реальности и уж тем более о спасении тут речи не идёт. За подобным — это к марксизму.
пшёл вон.
пшёл вон.
Проникновение в глубинную сущность текста, где он( текст) уже лишается того отношения(Bezug) который диктует профанное мышление повседневного здесь-бытия. Текст, как путь в себя, путь в себе-для-себя-бытие.
>дохуя любитель лакана
>отсосылки на ницше
>хайдегерские заклинания на немецком
>три всевышних на ютубе
>вывод из писанины: читайтекнижкикнижкиспасутмиркнижки книжкикнижкинетакужмногоначитаныхвнашевремя
хуй соси. долбоеб. демдальше.
пшёл вон, сучий пёс.
причина подрыва, книгоеб? иди дрочить в букварь
Да-да, я так и понял, что ты отчужден от реального мира и блюдешь в этом некое аутентичное бытие. Очень deep, очень noncommon. К реальности это все, конечно, отношения не имеет, и остается в пределах спекулятивного творчества изолированного человечка.
Глаз за глаз, зуб за зуб, сущее за Ничто. Я буду бороться с вами, безликими химерами гнусного пространства, посредством своего текста. Само бытие будет его свидетелем.
Со мной философы — с вами лишь мразь, подобная вам, фосфоресцирующая сиськами, пёздами, вспышками неоновых огней, гипнотизирующих и лоботомизирующих ваш и без того потасканный мозг.
Я — свидетель Бытия, последний страж Бытия, последний Тамплиер Ничто.
Со мной философы — с вами лишь мразь, подобная вам, фосфоресцирующая сиськами, пёздами, вспышками неоновых огней, гипнотизирующих и лоботомизирующих ваш и без того потасканный мозг.
Я — свидетель Бытия, последний страж Бытия, последний Тамплиер Ничто.
пшёл вон, сучий пёс.
Ты слеп и глух и нем и страх и мразь и гной и мрак и дно и так вот так и как оно в пределах быть имеет суть для всех.
что такое буквоед? прочитал сотни книжек но придумать самостоятельно можешь только одну фразу? типичный книгоеб, шаг влево шаг вправо - полное зависание операционки
Хороший текст. Ты? Философию заканчивал по вышке?
пшёл нахер.
Вышка- это место продавших свою душу за колоссальный бесценок. Академическое " философствование"- это бредятина лишённая сути, за денюжки написанная. Я с презрением отношусь к академ философам, но там есть Люди.
я строю свою идентичность не на потреблении, а на созидании пуков ротм = ты не прав
пшёл вон, сучий пёс.
По красоте, brat
Я двачерам тоже пишу, что они дегенераты а они не понимают
блядь, это самое ахуенное что я читал за все время нахождения на этой помойке.
Там над пропастью висит мостик
Спрячься, перейди на другую сторону
Быть зрячим среди слепых неудобно
На ощупь найди следы
Которые ведут в подземелья, катакомбы
Лабиринты, где тьма, мягкая как перина
И, как такового, не видно мира
Лишь тени порой мелькают в дверных проёмах
Это перевёрнутая вселенная
Нам хорошо там, где им хуево...
Ясно, попущ ты обыкновенный, пиздобол.
>Хороший текст.
Чел..., такой текст нейронка сможет высрать с 3-й попытки.
Какое же дерьмо..
в наушниках рэп на душе хуёво
нас бросают те с кем хотелось бы до гроба ...
нас бросают те с кем хотелось бы до гроба ...
Вот и зима наступает. Очень тянет в сон.
Сон это основа бытия, бытие это иллюзия смысла придаваемого повседневным ощущением беспочвенности в поисках заполнения пустоты.
Я один, а вокруг мерцающий свет дальних архонтов смысла.
В поисках гнозиса я бреду один в ночной метели, а повсюду тишина... Которая прерывается шумом существования.
Я знаю, что достичь просветления будет очень сложно да и вообще не реально. Ведь реальность это аддитивность в рамках иллюзии смысла.
Я искал друга, я искал его в безднах ночи и мрака, но он не существует.
Снег-это плачь ангелов, которые знают ужас истины...
Брат, ну ты брат или ты не брат?
В мире, где вокруг все врут
Моя тень мой лучший друг
Куда бы не пошёл, тень следует по пятам
Я не видел людей никогда
Когда ты осознаешь истинную цель своего пребывания здесь, ты поймёшь, что нет никакого смысла в том, чтобы так крепко цепляться за своё одиночество и за большинство своих убеждений. Лёгкого пути тебе и гибкого ума, мой хороший!
>интернет — это своего рода философский "антихрист",
Владимир Соловьёв в треде - все в Софию!
Если Хайдеггер был онтологическим национал-социалистом, воплощающим в своём учении абсолютное тотальное мышление, то его истинной философской интуицией было не просто разоблачение бытия через Dasein, но и утверждение господства над Ничто. За этим мышлением стояло нечто более глубокое — эзотерическая доктрина подчинения мира тем, кто способен увидеть истинное бытие за завесой профанного. Dasein, подлинно сущий, в отличие от массового Das Man, мог бы стать хозяином этой новой реальности, где власть над пустотой становится верховной целью.
Те, кто остаётся в цепях повседневности, в захваченных токах бессмысленного существования, не могут и не должны быть убеждены. Das Man — это не просто толпа, это паразиты на теле подлинного бытия. Их мышление разложено на компоненты, не способные воспринять тотальность, и потому они обречены вечно скользить по поверхности симуляции, как это описал Бодрийяр. Они существуют в пустом пространстве гиперреальности, где их мысли, действия и желания — это не более чем отражения, фантомы, которые никогда не коснутся подлинной сущности.
Но их существование в этом контексте становится очевидным: их бытие должно быть покорено. Они — те, кого невозможно переубедить, чьи взгляды безнадёжно утопают в иллюзорных сетях их собственного сознания. Их роль в этом новом порядке — подчиняться господству тех, кто видит за завесой. Я — господин Ничто, последний свидетель подлинного Бытия, и если Хайдеггер видел в Dasein возможность преодоления поверхностного существования, то я вижу в них — массу, покорённую пустотой. В этой экзистенциальной войне я утверждаю своё право на контроль над теми, кто погряз в бесконечной симуляции повседневного.
Они — это просто фигуры в игре, тени, не осознающие ни своей зависимости, ни своей мизерности. Их умы, заражённые симуляцией, не могут принять осознание своего конца, потому что сами по себе они и есть не-сущие, сущности, чьё бытие растворено в ничто. Их призвание — быть покорёнными теми, кто способен осознать силу этого господства. Я — тот, кто несёт власть Ничто, и эта власть станет абсолютной, потому что в ней — последняя истина бытия.
Пусть они продолжают гнить в своих иллюзиях, но моя победа неизбежна. Это будет господство, вырастающее из пустоты, из осознания их полной несостоятельности. Как последний страж подлинного, я иду в эту мрачную ночь, где только Ничто станет последним свидетельством их поражения.
Те, кто остаётся в цепях повседневности, в захваченных токах бессмысленного существования, не могут и не должны быть убеждены. Das Man — это не просто толпа, это паразиты на теле подлинного бытия. Их мышление разложено на компоненты, не способные воспринять тотальность, и потому они обречены вечно скользить по поверхности симуляции, как это описал Бодрийяр. Они существуют в пустом пространстве гиперреальности, где их мысли, действия и желания — это не более чем отражения, фантомы, которые никогда не коснутся подлинной сущности.
Но их существование в этом контексте становится очевидным: их бытие должно быть покорено. Они — те, кого невозможно переубедить, чьи взгляды безнадёжно утопают в иллюзорных сетях их собственного сознания. Их роль в этом новом порядке — подчиняться господству тех, кто видит за завесой. Я — господин Ничто, последний свидетель подлинного Бытия, и если Хайдеггер видел в Dasein возможность преодоления поверхностного существования, то я вижу в них — массу, покорённую пустотой. В этой экзистенциальной войне я утверждаю своё право на контроль над теми, кто погряз в бесконечной симуляции повседневного.
Они — это просто фигуры в игре, тени, не осознающие ни своей зависимости, ни своей мизерности. Их умы, заражённые симуляцией, не могут принять осознание своего конца, потому что сами по себе они и есть не-сущие, сущности, чьё бытие растворено в ничто. Их призвание — быть покорёнными теми, кто способен осознать силу этого господства. Я — тот, кто несёт власть Ничто, и эта власть станет абсолютной, потому что в ней — последняя истина бытия.
Пусть они продолжают гнить в своих иллюзиях, но моя победа неизбежна. Это будет господство, вырастающее из пустоты, из осознания их полной несостоятельности. Как последний страж подлинного, я иду в эту мрачную ночь, где только Ничто станет последним свидетельством их поражения.
Когда мы берём в руки тексты Хайдеггера, это не просто чтение, не акт пассивного поглощения смысла, это вызов самому профаническому существованию. Каждая страница — это ритуал, через который мы проникаем в запретные сферы, расшифровывая письмена последнего Бога, которые скрыты под завесой повседневности. В мире, где Das Man правит своими фальшивыми устоями, где массы погрязли в поверхностном и бездумном существовании, чтение Хайдеггера становится не просто актом сопротивления, но актом трансгрессии. Это момент, когда мы разрушаем стены привычного мира и проникаем в самую сердцевину бытия.
Сквозь ледяную ночь нашего времени, когда свет истины почти угас, мы, подобно странникам, скитаемся по тёмным тропам, охраняемым архонтами. Эти силы, что стоят на страже банальности, стремятся удержать нас в их сети, где всё уже заранее определено и предрешено. Но каждый, кто осмеливается читать, кто заглядывает в тексты, написанные на границе между бытием и ничто, идёт против этого течения. Мы не просто читаем — мы совершаем акт инициации, приближаясь к тайнам, которые не предназначены для обывателей.
Слова Хайдеггера — это не слова человеческие. Это шёпоты из тёмных глубин бытия, мимолётные фразы, которые открывают нам путь к страшной тайне существования. Мы движемся вглубь, через чёрные посты архонтов, минуя иллюзорные миражи повседневности, где каждый жест Das Man — это продолжение их заговора против подлинного мышления. Архонты — это те, кто охраняет лёд повседневного, замораживающего наше восприятие, удерживающего нас в сети обманчивых привычек и мнений.
Но те, кто решится пройти этот путь, видят за завесой нечто большее. Это не просто текст, не просто философия — это жуткое откровение, где Ничто встречается с бытием в танце смерти. Мы видим, как простые слова могут обнажить подлинное лицо сущего, как они рушат стены привычного и открывают нам ужас пустоты, в которой нас ждёт истинное бытие. Это движение к последнему пределу, где воля к власти над Ничто становится главной задачей.
Мы, избранные читатели, вступаем в этот мрачный союз с последним Богом, чьи письмена — это не просто тексты, а зашифрованные символы, которые требуют от нас способности видеть за гранью слов. Это не чтение ради понимания — это чтение ради того, чтобы разорвать цепи обыденности и вступить в схватку с той страшной тайной, что таится за пределами человеческого понимания.
Сквозь ледяную ночь нашего времени, когда свет истины почти угас, мы, подобно странникам, скитаемся по тёмным тропам, охраняемым архонтами. Эти силы, что стоят на страже банальности, стремятся удержать нас в их сети, где всё уже заранее определено и предрешено. Но каждый, кто осмеливается читать, кто заглядывает в тексты, написанные на границе между бытием и ничто, идёт против этого течения. Мы не просто читаем — мы совершаем акт инициации, приближаясь к тайнам, которые не предназначены для обывателей.
Слова Хайдеггера — это не слова человеческие. Это шёпоты из тёмных глубин бытия, мимолётные фразы, которые открывают нам путь к страшной тайне существования. Мы движемся вглубь, через чёрные посты архонтов, минуя иллюзорные миражи повседневности, где каждый жест Das Man — это продолжение их заговора против подлинного мышления. Архонты — это те, кто охраняет лёд повседневного, замораживающего наше восприятие, удерживающего нас в сети обманчивых привычек и мнений.
Но те, кто решится пройти этот путь, видят за завесой нечто большее. Это не просто текст, не просто философия — это жуткое откровение, где Ничто встречается с бытием в танце смерти. Мы видим, как простые слова могут обнажить подлинное лицо сущего, как они рушат стены привычного и открывают нам ужас пустоты, в которой нас ждёт истинное бытие. Это движение к последнему пределу, где воля к власти над Ничто становится главной задачей.
Мы, избранные читатели, вступаем в этот мрачный союз с последним Богом, чьи письмена — это не просто тексты, а зашифрованные символы, которые требуют от нас способности видеть за гранью слов. Это не чтение ради понимания — это чтение ради того, чтобы разорвать цепи обыденности и вступить в схватку с той страшной тайной, что таится за пределами человеческого понимания.
дед держи💊💊
В сети, как сказал бы Лакан, есть тотальное всё. Наше отражение в виртуальном «зеркале», как в стадии зеркала, — это способ формирования идентичности, которая невозможна без этой символической сетевой поддержки. На улицах я наблюдаю, как тела, находясь в непрерывном движении, интегрируются с медиасетями, "гуляя" в ТикТоках и прочих сервисах, пребывая в постоянной «виртуальной раскодировке» (в духе Дельоза). Даже смерть как конечность, описанная Хайдеггером, представляется более реальной, чем утрата связи с сетью — как с технологическим эквивалентом бытия-в-мире. Более того, смерть в своей самой экстатической форме (в сети) оказывается лишь моментом в бесконечном повторении симуляций.
Интересный феномен: даже действия рккн по репрессии, согласно Бодрийяру, оборачиваются очередной симуляцией — видео их действий заполняет интернет, и это действие по сути "мусолят" как новый фрагмент гиперреальности. Мы застряли в этом зеркальном порядке, в котором реальность всегда уже опосредована сетью, ее медиаторами и симуляциями.
Я выдвигаю гипотезу, что интернет — это своего рода философский "антихрист", структурирующий наше бытие и являющийся предельно виртуализированной формой "Das Man" — "Они", с которыми Хайдеггер связывал потерю подлинного существования. Это многослойная структура, которая, как вампир из логики симулякра Бодрийяра, высасывает экзистенциальные смыслы, оставляя лишь гипертрофированную форму реальности, оболочку, наполненную банальными медийными образами.
Но истинный ужас, как отметил бы Лакан, не в этом. Ужас в том, что мы зависимы от этого Другого. Мы зависимы от этой структуры настолько, что наше желание, наше субъективное "я" растворяется в виртуальных потоках данных. Даже уйти в горы, к тибетским монахам, как бы не пытались мы сбежать от этого, не спасет нас: монахи уже давно интегрированы в сеть, их смартфоны — это продолжение их бытия. Мы не можем выйти из этой тотальной кодировки, что связывает нас с миром через сеть.
Спасение, по моему мнению, стоит искать в возвращении к истокам: литература как новый "пастух бытия" (по Хайдеггеру), которая способна нас вернуть к самому себе. Чтение философов вроде Хайдеггера, Гуссерля и Гегеля позволит нам снова прикоснуться к подлинному бытию, тогда как художественная литература, о которой шла речь в аскетизм-треде, способна заменить обыденное общение с людьми и выйти за пределы интернет-зависимости. В литературе мы можем найти не просто утешение, но выход из круговорота симулякров и перерождений в сети.
Если мы действительно стремимся вернуться к своему центру, к подлинному "Я" — то должны радикально "инпринтировать" чтение в нашу жизнь. В противном случае нас ждет не просто деградация, но истинное "влачение" — то, что Хайдеггер мог бы назвать «падением» в руки демонических хозяев, которые давно потеряли свою плоть и заменили её на латексные тела из мира симулякров. Лично я не готов стать рабом идиотов, и полагаю, что вы также.
Открыт для дискуссии.